– Надо было сдать тебя в полицию. Обратиться в суд.

– На каком основании? Поступок был безответственным и аморальным, но я не совершал никаких правонарушений.

Ларри, я не искал этого! Ни сладкого дыхания мне в лицо, ни безвольного тела, прислонившегося к моей груди. Отойдя в сторону, я отстраненно разглядывал эту прекрасную копию Лиз, простертую передо мной на диване.

– Ты просто гадок. Заправский педофил.

– Я не потерплю таких обвинений. – Правый глаз начал дергаться, пульсировала венка на виске. Меня трудно вывести из себя, Ларри, – за последние двадцать лет такое случалось всего три-четыре раза, – но если уж я взрываюсь, то лучше держаться подальше. Как-то раз после очередного визита в больницу мы с Флисс отправились в парк – «выпустить пар», как выразилась жена, потому что новости были не самые радостные, – и я лупил кулаками скамейку, пока не разодрал костяшки в кровавое месиво. Самое странное, я почти не помню тот день. Просто изгнал своих демонов и забыл о случившемся. У памяти – и человеческого мозга в целом – есть удивительное свойство вытеснять самое плохое, будто срабатывает сложный механизм самозащиты.

– Я присматривал за тобой, заботился.

Алиса мгновенно отключилась, и я укрыл ее своим свитером. В ответ донеслось только тихое попискивание – беспомощный слепой котенок, мышка-малютка. Тогда я включил радио и склонился над ней, чтобы внимательно и неторопливо рассмотреть, как мне давно хотелось: черные завитки волос на шее, крошечная родинка на виске, нежный пушок на щеках.

– Сидел рядом, пока ты спала.

Всю ночь не отходил от хрупкой фигурки, ничего не соображая, держал за руку и слушал, как вяз мягко постукивает ветвями в окно. Я и вправду думал о сексе, еще как думал: такая, в сущности, нелепость, если разобраться, но при этом рушит семьи. Два чужака прижимаются друг к другу и движутся в такт, мокрое по мокрому. Вот и весь сказ.

– Ты мог сделать со мной что угодно, – сказала она.

– Алиса, это просто гнусно.

– Опять вранье?

– Нет.

Она поискала взглядом подруг. Одиночество – вот что нас объединяло в ту минуту.

– Не поверишь, я столько раз хотела припереть тебя к стенке! И все время трусила.

– А я всегда питал к тебе слабость. Юная первокурсница, которую хотелось беречь и защищать. Ты так похожа на мать.

– Я читала твое письмо. «Джем» – это ласковое прозвище, да? Думать про вас двоих не могу, дурно становится.

– Бог с тобой, Алиса. Мы ведь тоже были молодыми.

– Ты в подметки не годишься моему отцу.

– Не сомневаюсь. – Она неслась напролом, но я пришел сюда с миром и не собирался отступать. – Дело в том, что я проявлял свою заботу и расположение весьма необычным образом, как в ту ночь после вечеринки. Ты наверняка помнишь анонимную записку, которую тебе подкинули во время первой недели учебы. Боюсь, это тоже от меня.