– Роуз, я не понимаю, о чем ты говоришь. Нам нужн-о…

– Это слова из книги, в которой ты любила подчеркивать отрывки. «Джейн Эйр». Я их помню, потому что именно такие чувства испытываю к Фрэнки. Так или иначе, но мы планировали сбежать оттуда, скопить денег и со временем найти способ жить вместе нормальной жизнью. Но когда я вернулась домой, меня уже заменили на Абигейл. И я перестала пытаться. Мои стычки с мамой и папой – с папой в особенности – становились все ожесточеннее. Однажды ночью я ушла. И натолкнулась – на кого ты думаешь? – на Альберта Линча.

– Я знаю, – сказала я Роуз. – Ты ничего не должна рассказывать. Нам нужна помощь. Я тебе говорила, что уже и сама догадалась.

– Нет, вовсе нет! – выкрикнула она. – Могу спорить, ты не поняла, как я себя чувствовала, верно?

Ярость, печаль в ее голосе – все это заставило меня замолчать.

– Ты понимала? – снова крикнула она.

Я покачала головой.

– Пятьдесят долларов за то, чтобы поговорить с мамой и отцом. Вот что он мне предложил. И я с радостью согласилась. Но Фрэнки знала, что я собиралась сделать, она была со мной возле бара в тот вечер. Она заходила внутрь, заказывала выпивку и возвращалась к машине – потому что я была несовершеннолетней. После того как я позвонила маме и папе, она придумала какой-то дурацкий повод, чтобы уйти, – сказала, что ей надо вернуться в дом друзей, где она жила после того, как мы покинули заведение Святой Иулии. И я ее отпустила. Вот только Фрэнки не пошла к друзьям. Она решила встретиться с моими родителями в церкви.

Роуз замолчала. Мы обе осматривали подвал, странный мир, который создали здесь наши родители: висящий на стене топорик, старая ветка, похожая на искаженное в крике лицо, дюжины безделушек и разных предметов, свисавших с потолка и стоявших на полках. Старые, покрытые пылью книги о демонах. И, конечно, Пенни в кроличьей клетке, Пенни с безмятежной улыбкой на лице.

НЕ ОТКРЫВАТЬНИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ!

НЕ ОТКРЫВАТЬ

НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ!

Надпись осталась на прежнем месте.

– Тебе известно, из-за чего человек становится одержимым, Сильви? Тебе известно, что Сатана и Люцифер не имеют к этому никакого отношения?

– Что? – спросила я; мне ужасно хотелось, чтобы она скорее закончила и я могла позвать помощь.

– Любовь и ненависть. Зависть. Месть. Гордость. Все это разбудило в папе собственного демона. Он знал, что поступает бесчестно. Мамин дар оказался недостаточно сильным, к тому же он не мог его контролировать. Он нуждался в чем-то большем, чтобы оказаться в центре всеобщего внимания. Ему требовалось подтверждение всех его рассказов, поэтому он был полон решимости сделать из нас своих последователей.