Ему было стыдно своей подавленности, потому что он потерял только жилье, а чета Стокли — плоды трудов всей жизни. Ходить по этим развалинам, когда Пейшиенс тихо плакала на плече у Хирама, было просто мукой. Почти все разбилось вдребезги, кроме отдельных чашек и тарелок, и вся мебель Мэтью была разломана в щепки. Он сумел собрать кое-что из одежды, нашел кожаный кошелек со своими сбережениями на сумму фунт и три шиллинга, и все это сейчас стояло рядом с ним на полу в холщовом мешке, которые принесла ему из дома Пейшиенс. Уцелели и некоторые из его драгоценных книг, но их он соберет потом. Его воодушевил обет Хирама — взять собственные отложенные деньги и как можно скорее отстроить гончарную. Не было сомнений, что не пройдет и месяца, как дом начнет восставать из руин.
Но все равно это была жуть. Сиг не укладывался в животе, а вино было недостаточно крепким, чтобы уложить Мэтью спать. Кстати, основной вопрос:
— А знаете, это я виновата.
Мэтью посмотрел через стол в лицо Берри. Пыль она смыла ведром воды, и при свете настольной лампы стали видны веснушки на загорелой коже щек и переносицы. Рыжие волосы светились на медном свету, локон свисал на невыщипанную бровь. У девушки были ясные выразительные глаза того же оттенка синевы, что у ее деда, и она не отворачивалась от взгляда Мэтью. Он уже решил, что она скорее вполне земная молочница, нежели возвышенная учительница. Запросто можно было себе представить, как она кидает вилами сено в сарае или обдирает початки со стеблей кукурузы. Хорошенькая девушка, если кому нравится такой сметанно-творожный тип. Вышла в мир, чтобы найти в нем свой путь, немножко авантюристка, немножко дикарка и наверняка глуповата. И вот эти расставленные со щелью передние зубы, которые она не показывает после той первой улыбки под шляпой, но он уже их видел и все ждал, что они вылезут снова. Что же еще в ней напоминает ее деда? Мэтью не хотелось об этом думать.
— Вы виноваты? — спросил он и отпил еще вина. — Это как?
— Моя невезуха. Он вам не говорил? — Она кивком указала на Мармадьюка.
— Да чушь, — поморщился Григсби. — Со всяким иногда случается.
— Со всяким — иногда, а вот со мной — всегда. И с другими тоже, когда я рядом. — Она взяла бокал и сделала такой глоток, что и Грейтхаузу не стыдно было бы. — Вот как с тем проповедником на «Саре Эмбри».
— Не начинай снова, — сказал… нет, взмолился Григсби. — Я тебе говорил, что другие пассажиры подтвердили. Это был несчастный случай, и если уж кого тут винить, так самого капитана.
— Не так. Мыло уронила я. А если бы я не уронила, проповедник бы не свалился за борт.