Если Ефрем еще и не влюблен в Берри Григсби, то близок к этому.
— Фух! — Мэтью схватил кружку и допил ее залпом.
— Мэтью! Что-то ты совсем ничего не соображаешь. Я про цветы. Какие нужно дарить?
— Цветы — это цветы.
— Ну да, но я думал, может быть, она… может, ты знаешь, какие она любит. Розы, или гвоздики, или… — Он пожал плечами. — Я же понятия не имею. — Быстрым движением поправив очки, он наклонился вперед: — Ты бы какие подарил?
— Я в цветах ничего не смыслю.
— Ну подумай. Ведь должны же быть какие-то, которые ей нравятся.
Мэтью подумал. Это просто смешно — у него такое спрашивать. Абсурдно. Он потер лоб рукой и вздрогнул — шрамы еще чувствовались.
— Я думаю… я бы подарил… — Он спросил сам себя и ответил: — Полевые цветы.
— Полевые цветы?
— Да. Просто собери их где-нибудь на лугу. Я думаю, она их предпочтет и розам, и гвоздикам… и всем прочим.
— Колоссальная мысль! — Ефрем даже хлопнул по столу ладонью от восторга. — Значит, полевые цветы. И даже деньги не придется тратить. Слушай, а какой цвет ты бы предложил?
— Цвет?
— Цвет. Синие, желтые, красные… что ей может понравиться?
Мэтью подумал, что за все годы его знакомства с Ефремом такого странного разговора у них еще не было. Но по выражению лица друга — сияющий восторг — можно было понять, что Берри Григсби произвела на него впечатление и много для него значит. Каким бы не от мира сего он ни был. Эти двое — вместе! Пара! Танцующая на балу «Молодых львов»! И даже больше, милостью времени и купидонова лука.
— Так как ты думаешь? Идеи есть?
— Есть, — ответил Мэтью после минутного размышления. Он смотрел на доску, на фигуры, объявившие мат его королю, но видел пятьдесят футов сгнившего причала и солнце, льющее свет на бруклинские луга за рекой. — Ты смотрел когда-нибудь в кузнечный горн?
— Смотрел. Однажды у меня на глазу вскочил ячмень, и в этом случае очень полезен жар, чтобы он вскрылся. Если долго смотришь в огонь, чувствуешь, как этот ячмень… — Он остановился. — Слушай, а при чем тут горн?
— Вот такие должны быть цвета, — пояснил Мэтью. — Сердце земли.
— Что? — Ефрем сдвинул брови. — Знаешь, наверное, вторую чашку сидра тебе пить не стоило.