На залитой водой ложбинке рос толстый тополь. Нижняя часть ствола еще находилась в воде.

— И чего это утка вокруг тополя кружится? Может, гнездо там? — гадал Володька.

— Ну что ты выдумал, — отмахнулся я.

— Давай посмотрим! — не отставал Володька.

Я повернул лодку к тополю, греб рывками. Лодка большая, так что при каждом ударе весел мне приходилось вставать.

Володькина догадка оказалась верной. В том местечке, где от ствола расходились три толстые ветки, было гнездо. Должно быть, уточка устроила его тут, когда озеро сильно разлилось.

Пока Володька взбирался на тополь, птица с тревожным кряканьем летала вокруг дерева.

— Да здесь утята! Шесть штук! Малы еще, летать не могут, — говорил он, складывая птенцов за пазуху.

Мы посадили утят на дно лодки. Они тяжело дышали и часто открывали рты.

— Что же с ними делать? — размышлял я. — Может, домой возьмем? Они, наверное, и плавать-то не умеют.

— Ну вот еще! — возразил Володька. — А для чего у них перепонки на лапках?

Мы высадили птенцов в воду. Оставили только одного: у него распухла и не сгибалась лапка.

Когда лодка отплыла от тополя, утка опустилась к своим детенышам и повела их в глубь залива. Мы долго смотрели, как удаляется утиная семья.

Больного утенка мы привезли домой и поместили в старом курятнике. Рано утром прибежали проведать питомца. Тот сидел на земле с раскрытым ртом, как будто хотел пить. Володька принес в блюдечке воды. Но утенок и не притронулся к ней.

— Знаешь, что ему надо? Червяков, — догадался я.

Накопали червей. Утенок даже не поглядел на них. Накрошили помельче хлеба — тоже не берет. Мы совсем растерялись. Так ведь он и с голоду помереть может!

Пошли к Володькиному деду, рассказали ему обо всем.

— Рот, говорите, разевает? — переспросил дед. — А вы и кладите туда крошки. Да помочите их в воде. Вот он и начнет есть, только подавай.

Так мы и сделали. Утенок быстро задвигал клювом, как будто стал жевать, и проглотил крошку. Дали еще — опять проглотил.

— Ура! Ест!