Кот свесился с лавки и хрипло мяукал от восторга. Жаруся одна не смеялась, а глубоко о чем-то задумалась.

— Ты чего такая? — отсмеявшись, заинтересовался Волк.

— Вам смешно, а мальчику неудобство! Катерина вот брошку к купальнику крепит. И переодевается в предбаннике, а на плавки пряжку крепить не к чему. Он мне в прошлый раз объяснил. Ремешок же на плавки не сделаешь? А может, сделать… — Жаруся прижмурилась представляя как бы сделать, и Волк только вроде успокоившийся, опять рухнул с приступом хохота.

Катерина высунула нос из комнаты и уточнила:

— Уже можно выходить?

— Да, Степан одержал блестящую викторию над венком, прибив его полотенцем! — констатировал Кот, глядя, как упомянутый веник уползает в баню, а за ним тоскливо утягивается и полотенце.

— Да, а как его угораздило провалиться? — спросил Кот.

— Не знаю, я не видела. — Катерина независимо пожала плечами.

— Как это? Он же тебя учил кататься. — удивилась Жаруся.

— Ну, я это… Ну, неуклюжая я. Не получается. А он того… Сердится. Я и пошла, решила полетать. А когда назад уже летела, увидела, что лед провалился.

— Неуклюжая ты? Ты? Ты неуклюжая? — Жаруся гневно взвилась со спинки стула. Цапнула Катерину за плечи коготками и вылетела из горницы вместе с девчонкой.

— И что это было? — удивился Волк.

— А, это наш мальчик, судя по всему нахамил Катюше, она ушла, и похоже, плакала. А Степан, даже и не сообразив, что её обидел, продолжал кататься. Жаруся не переносит, когда Катерину обижают. А вот куда она сейчас, понятия не имею.

До вечера ни Птицы, ни Катерины не было. Волк хотел было посмотреть в зеркало, но Кот и не подумал его доставать. Лень было. Степан, вышедший из комнаты, уже в приличном виде, долго Волка благодарил, а на вопрос, что на катке случилось, только пожал плечами:

— Да не умеет она кататься, и не учится. Падает через раз, и совсем как мешок падает! Ноги то заплетаются, то разъезжаются в разные стороны. Точно, корова на льду! И не упорная ни разу, чуть что, сваливает.

— И ты ей всё это конечно же так и высказал? Прямо в лицо? — прищурился Кот.

— Ну да, а что? — Степан удивленно смотрел на Кота, схватившегося лапами за голову и Волка, с безнадежным видом, упершегося головой в стену. — Вы чего?

— Ну, ты и баран! — только и сказал Волк.

— Степ, она же девочка. С ней так нельзя грубо. И никакая она не корова. И ничего себе мешок, который летает, и сумела тебя выручить, я уже про всё остальное молчу. И она-то тебе ничего такого не сказала? Мол, тюфяк, слабак, или что-то такое, а? — вздохнул Баюн.

— Ты может, и не обращал внимания, но она старается выходить из оружейной, когда у тебя что-то не получается, чтобы тебя не смущать. — продолжил за Баюном Волк. — И никогда тебе не сказала, что мол, неумеха, и неуклюжий, или там… криворукий неудачник, хотя уж сколько у тебя не получается…