Сам Шустов сюда приезжал редко, а под конец заказы от него вовсе прекратились. Рашмани не видела его много лет. Жила с родителями, потом переехала из Леха сюда, в Хундер, помогать бабушке. Когда бабушка умерла, Рашмани задумалась о возвращении в Лех, только по просьбе родителей хотела сперва продать дом, к тому времени прохудившийся и терявшийся в окружении других, более ухоженных домов. Она бы так и поступила, если бы однажды утром не увидела у себя на веранде Сергея Владимировича. Он приехал к ней с письмом от родителей и просьбой дать ему приют.

– Так всё и началось, – улыбнулась Рашмани. – Чуть больше семи лет назад.

Она была красивой женщиной. В ней гармонично сочетались физическая сила здорового крестьянского тела и какое-то ненавязчивое изящество, благодаря которому Рашмани порой двигалась будто в замедленном танце. Чёрные волосы, которые она сегодня собрала в две туго закрученные косы с вкраплением бирюзовых нитей, тонкая и одновременно с тем крепкая шея, на удивление мягкая и в то же время выраженная линия подбородка – всё это притягивало взгляд и восхищало. Однако был в её красоте изъян, который Аня никак не могла ухватить. Потом поняла, что всё дело в её взгляде – он был отвлечённо-блаженным, будто подёрнутым слепотой. Рашмани никогда не смотрела в глаза собеседнику. Оставалась улыбчивой, сердечной в словах и поступках, но при этом витала в тумане. При первом знакомстве такой взгляд по-своему завораживал, а при долгом общении начинал пугать: в нём угадывалось что-то отталкивающее, болезненное.

Из дальнейшего разговора с Рашмани Аня с удивлением узнала, что та с самого начала понимала: Суреш однажды уедет.

– Это было неизбежно, – сказала она с улыбкой. – Такие души должны летать. Они не обретут покоя, разве что в главном знании.

– Главном знании? – перепросила Аня, невольно вспомнив о mysterium tremendum.

Кажется, Шустов-старший и второй жене успел рассказать о своих безумных поисках.

– Знание, которое сделает неважными все вопросы, – пояснила Рашмани.

Аня не поняла её слов, но уточнять их не стала. Ей казалось почти невероятным, что Рашмани с такой лёгкостью приняла исчезновение Сергея Владимировича. Однажды утром она проснулась, а на его подушке лежал бутон оранжевой лилии.

– Он так уехал, потому что не любил прощаться.

Рашмани была благодарна Шустову за те два года, что они провели вместе, за их дочку и за то, как он перестроил её дом. Более того, она не думала возвращаться в Лех. Сказала, что будет ждать Суреша, а все силы отдаст Киран, которая, хоть толком и не знала отца и была больше похожа на неё саму, всё же напоминала об исчезнувшем муже.