Тѣмъ не менѣе Томъ считалъ себя отвѣтственнымъ за все происшедшее и обязаннымъ поэтому возвратить свободу дядѣ Силасу; онъ просилъ тетю Салли не падать духомъ, потому что намѣревался стараться день и ночь о томъ, чтобы доказать невинность старика. Тетя Салли ласкала его, благодарила, говоря, что вѣритъ въ его готовность употребить всѣ свои усилія, и просила его помогать Бенни въ присмотрѣ за домомъ и за дѣтьми. Потомъ, поплакавъ и распростясь, мы всѣ воротились на ферму, а тетя Салли осталась на мѣсяцъ у жены тюремнаго сторожа, въ ожиданіи суда, который былъ назначенъ на октябрь.
XI
XI
Тяжело было всѣмъ прожить этотъ мѣсяцъ. Бѣдная Бенни бодрилась, сколько могла; мы съ Томомъ старались поддерживать въ домѣ веселье, но, понятно, это плохо намъ удавалось. То же самое было и въ тюрьмѣ. Ходили мы навѣщать нашихъ стариковъ каждый день, но это было до крайности грустно, потому что дядя Силасъ спалъ мало, а во снѣ все расхаживалъ, такъ что страшно исхудалъ, сталъ совсѣмъ изможденный, заговаривался, и мы всѣ боялись, что эти огорченія одолѣютъ его въ конецъ и убьютъ. А когда мы пытались ободрить его, онъ только качалъ годовою и говорилъ, что если бы мы только знали, что значитъ имѣть на своей душѣ бремя убійства, то и не стали бы толковать! И когда Томъ и мы всѣ убѣждали его въ различіи между убійствомъ и случайнымъ нанесеніемъ смертельнаго удара, онъ говорилъ намъ, что не видитъ этого различія: убійство оставалось убійствомъ; онъ стоялъ на этомъ. И по мѣрѣ приближенія дня суда онъ становился все упорнѣе и началъ даже утверждать, что совершилъ убійство преднамѣренно. Это было ужасно, какъ можете себѣ представить. Дѣло становилось хуже въ пятьдесятъ разъ, и тетя Салли съ Бенни пришли въ совершенное отчаяніе. Старикъ давалъ намъ, однако, обѣщаніе не говорить такъ при постороннихъ, и мы были рады хоть этому.
Томъ Соуэръ все ломалъ себѣ голову надъ тѣмъ, какъ бы помочь дядѣ Силасу, и частенько не давалъ мнѣ спать почти цѣлую ночь напролетъ, все толкуя о затруднительномъ дѣлѣ, но никакъ не могъ придумать чего-нибудь подходящаго. Я полагалъ, что нечего тутъ и стараться; кругомъ было мрачно, я рѣшительно упалъ духомъ, но Томъ — нѣтъ! Онъ не хотѣлъ бросать дѣла и все выдумывалъ и придумывалъ, мучилъ свои мозги.
Наконецъ, наступилъ и судъ. Было это около половины октября. Мы всѣ явились, разумѣется; да и вся зала была биткомъ набита. Бѣдный дядя Силасъ походилъ болѣе на мертвеца, чѣмъ на живого человѣка; глаза у него ввалились, онъ весь нехудалъ и былъ крайне унылъ. Бенни сѣла возлѣ него съ одной стороны, тетя Салли — съ другой; обѣ онѣ казались страшно взволнованными и сидѣли, опустивъ вуали на лицо. Томъ усѣлся возлѣ защитника и совался во все, разумѣется, и адвокатъ, и судья, не мѣшали ему. Онъ даже иногда прямо принималъ на себя дѣло изъ рукъ адвоката, что было и недурно иной разъ: этотъ адвокатъ былъ какой-то захолустный, настоящая болотная черепаха, которая, по поговоркѣ, не умѣетъ даже спрятаться, когда дождь идетъ.