Глаза Джо затуманились на мгновение, а худое лицо порозовело в свете камина, когда она выслушала похвалы отца, чувствуя, что действительно их заслужила.

– Теперь о Бесс, – сказала Эми, горячо желая, чтобы поскорее наступила ее очередь, но готовая подождать.

– Здесь ее почти совсем не осталось, и я не решаюсь сказать много из опасения, что она совсем исчезнет от смущения, хотя она уже не такая застенчивая, как прежде, – начал отец весело, но, вспомнив, как близки были они к тому, чтобы совсем потерять ее, он обнял дочь крепче и сказал нежно, прижавшись щекой к ее щеке: – Ты спасена, моя Бесс, и мы сохраним тебя, Бог даст.

После минутного молчания он взглянул вниз, на Эми, которая сидела у его ног на низенькой скамеечке, и сказал, гладя ее блестящие волосы:

– Я заметил, что Эми взяла за обедом ножку индейки, весь вечер бегала, исполняя поручения матери, уступила Мег свое место у огня, помогала всем с терпением и добродушием. Я также заметил, что она не дуется, и не глядится в зеркало, и даже не упоминает об очень красивом колечке, которое носит. И я делаю вывод, что она научилась больше думать о других и меньше о себе и решила постараться и вылепить свой характер столь же тщательно, как лепит свои маленькие глиняные фигурки. Я рад этому, потому что, хотя я стал бы очень гордиться какой-нибудь прекрасной статуей, сделанной ею, я буду бесконечно более горд, имея достойную любви дочь, обладающую талантом делать жизнь красивее и для себя, и для других.

– О чем ты думаешь, Бесс? – спросила Джо, после того как Эми поблагодарила отца и рассказала ему о своем колечке.

– Я сегодня читала в «Путешествии пилигрима» о том, как после многих испытаний Христиан и Верный[81] пришли на прекрасный зеленый луг, где круглый год цвели лилии, и там они счастливо отдохнули, как мы сейчас, прежде чем продолжить свой путь до конца, – ответила Бесс и добавила, выскользнув из объятий отца и медленно направляясь к своему пианино: – Пора петь, и я хочу занять свое обычное место. Я попробую спеть песню пастушка, которую слышали пилигримы. Я сочинила музыку для этих стихов, потому что они нравятся папе.

И, присев к своему любимому маленькому пианино, Бесс нежно коснулась клавиш и сладким голосом, который они так боялись никогда не услышать вновь, запела под собственный аккомпанемент необычный гимн, который был единственно подходящей для нее песней: