Светлый фон

— По-моему, источник несвободы лежит в более глубоких понятиях, чем просто государственное устройство. Источники несвободы лежат в том, что после Возрождения из философии, науки, искусства начали изгонять и сердце человека. Забыли главное пророчество создателя новой науки Ньютона, что Вселенная не есть механизм, что и она все время испытывает потери, влияние других слоев бытия. Попросту говоря, по-моему, самым главным в жизни каждого человека и общества является не то, что на поверхности, не то, что мы видим, а то, что спрятано. С точки зрения мракобесия и религии философия и вообще культура — это инструмент изъятия материальных ценностей для насыщения человеческого тела, чрева. Если так, то философия и искусство перестают отвечать на кардинальные вопросы, бесконечно мучающие нас от рождения, и превращаются в инструмент изъятия материальных и духовных ценностей. В обществе начинает преобладать идея материального обладания, а не духовного совершенствования. Рождается нигилизм, понятый не как течение мысли, а как уклонение от моральной ответственности, вседозволенность, то есть аморальность. Поверьте, я не батюшка-священник, и когда я говорю: мораль, я не говорю: не пейте водку, не смотрите на красивых женщин, аморальность я понимаю несколько иначе, чем повседневное, бытовое о ней представление. Аморальность — это неумение или нежелание понять кардинальную ответственность за себя, за свою судьбу, за свои поступки, за окружающий тебя и людей мир. Идеалист уклоняется от ответственности, ему все дозволено. Это порождает вседозволенность западного художника, западного мальчишки, а иногда и западного политика, для которого достижение практической цели важнее, чем решение нравственной задачи.

Что порождает советского бюрократа? Советский бюрократ, по-моему, освобожден от ответственности принимать личные решения, и поэтому он свободный человек. Западным атеистам все ясно: боженьки нет и все дозволено, а советскому бюрократу по-другому все ясно: начальство решает. Поэтому все дозволено. Солдат спит — служба идет. Это порождает два типа конформизма, один конформизм — соцреализм. Я, кстати, убежден, что соцреализма не существует. Эта «крамольная» мысль была мною очень давно высказана, еще тридцать лет тому назад, а сейчас она стала общепринятой, но поскольку я не Ломоносов, и не Лавуазье, и не Бобчинский, и не Добчинский, я не настаиваю, что я первым сказал «э». Но факт остается фактом: соцреализма нет. Хотите, я сейчас же проделаю эксперимент: вы закроете глаза, я произнесу слово «готика», и вы моментально в уме вычерчиваете прямую линию снизу вверх. Почему так? Потому что готика — это архетип, в ней признак любого устоявшегося стиля. Во всяком случае, в визуальном ряду. А если я произнесу слово «соцреализм», вы начнете думать о некоем социальном явлении и ни в коем случае не увидите знак, потому что соцреализм в действительности не стиль в искусстве, это стиль поведения, это искусство «чего изволите». Соцреализм может быть и абстрактным, не обязательно реалистическим, и если прикажут, то Академия художеств СССР будет называться Академией художеств абстрактного соцреализма. А хотите, сюрреализма.