Визу оформили сказочно быстро. По случаю их отъезда Бурелли собрал друзей…

— Ты знаешь. — задумчиво произнесла Елена, — в памяти будто это было вчера: мое дачное детство в Томилино, куда я почему-то не очень любила приезжать из шумной Москвы. «Пройдут годы, — говорил мне тогда отец, — и ты будешь вспоминать не Москву, а эту дачу, этот маленький клочок земли». Как странно-пророческими оказались его слова. Прошли годы, я уехала на Запад, объездила весь мир. Но в моих снах постоянно присутствует эта маленькая дача в Томилино: лес, поле, синий простор, бабки-крестьянки. В общем, родная земля…

Август 1990 г.

ЧУЖОЙ СУДЬБЫ НЕ ПОВТОРИТЬ

ЧУЖОЙ СУДЬБЫ НЕ ПОВТОРИТЬ

Вместо послесловия

Перечитал рукопись перед самой сдачей в набор. Вот-вот ее увезут в типографию, и книга уже будет принадлежать читателю. И перед ним-то мне хотелось бы кое в чем объясниться. Я не ставил перед собой цель, чтобы книга пришлась по душе всякому, кто ее прочитает. Это, наверное, и невозможно. Но я совершенно уверен в том, что каждый читатель найдет в ней интересных для себя собеседников. Мои герои очень разные. Я даже предчувствую раздражение некоторых читателей, которые, скажем, не поймут, как это я одновременно открывал двери дома Великого князя Владимира Кирилловича в Париже и яростной антимонархистки Нины Берберовой в Принстоне под Нью-Йорком. Или. скажем, по многу раз общался с Владимиром Максимовым и Андреем Синявским, стоящими, как считают, на разных общественно-политических позициях.

Предполагаю, что суждения Эдуарда Кузнецова о сионизме, о еврейском вопросе в СССР и в мире, о том, что жить в мире можно, только готовясь к войне, его яростная защита действий израильских властей на оккупированных территориях даст читателям пищу для размышлений. Если бы я купировал, да еще с оглядкой, с оговорками, размышления этого человека, ставшего жертвой хрущевско-брежневско-сусловской идеологии, отсидевшего много лет в мордовских лагерях, человека, к которому с уважением относился академик А. Сахаров, то его образ, его «психологическое нутро» были бы далеко не полными. Да и нельзя, как это было раньше, открещиваться от «больных» вопросов нашего времени, делая вид, что их не существует. Э. Кузнецов остался в моем представлении человеком, неоднобоко смотрящим на мир и откровенно размышляющим о вещах, его волнующих.

Другое дело — читателю пробовать это острое блюдо, и пусть он справляется с ним, как может и хочет. Кстати, разобраться в жизненной судьбе и «практическом» философствовании бывшего узника помогает, как мне кажется, и ответ Елены Боннэр на мое интервью с Кузнецовым, опубликованный в «Мегаполис-экспрессе».