— Он очень ко мне добр, он показал мне весь мир. Вот смотри…
И я стал перелистывать страницы семейного фотоальбома. Страны, моря и океаны, острова… Счастливая Елена везде улыбающаяся, соблазнительная, возраст — не для нее. Ходит такая легенда. Щапова уезжала в Америку. На таможне стали проверять багаж. Нашли фотографии; все женщины и все обнаженные. А Щапова стоит и невозмутимо дает пояснения: «Это — я… Это тоже я… И это я…» Вся таможня сбежалась смотреть. Образовалась очередь, пассажиры нервничали.
Елена де Карли и сегодня привлекательная фотомодель. Недаром ее можно видеть на страницах газет и журналов. Она дружит с итальянскими кинозвездами, посещает свет. Она сама — свет…
И снова я ушел ни с чем. Елена показала мне на этот раз разные закоулки квартиры, полотна художников-друзей, запечатлевших ее навеки. Не хватает разве что Сальвадора Дали. Особенно шокирует оригинал знаменитой фотоновеллы Михаила Шемякина: голая Елена на черном коне. Прощаясь, я попросил:
Спустя несколько дней у меня в Москве в квартире раздался телефонный звонок.
— Я звоню из Рима. Записывай.
— Ты сумасшедшая! Ты разоришь своего графа.
— Пиши!
И я записал.
Вы просите интервью со мной, и я постараюсь написать вам, хотя невероятно сложно объять большой период времени, получается не интервью, а пространство жизни — книга. Ну да ладно, попробую прыгнуть в холодную прорубь. Прорубь воспоминаний: дом на берегу Москвы-реки. Я в белой коляске, рожденная без крика, как будто заранее подготовлена принять все несчастья и радости этой жизни, и позже, несколько лет позже гадалка-цыганка смотрит на меня и говорит матери: нет, с такими глазками не живут, и еще раз повторение этой же фразы, и ужас моей матери, и рассказ об этом на всю жизнь. Мой отец похож на орла, избалованный, эгоистичный, всегда с претензиями в доме и душа общества на людях. Профессор электронных наук, изобретатель технических скук, инженер и отличный военный, весь в медалях, в мундире отменном, я боялась его тогда, но прошли, проскакали года, и теперь я папаном горда, мой отец похож на орла. С детства не было слаще мечты, чем писателем стать, эка знать, и часами могла я лежать и придумывать титул названий книгам толстых речей и терзаний. Все то драмы в моей голове, дама с нищим бандитом в седле, и. пожар учинивши в селе, ускакали они в шалоэ.
Все свободные часы от занятий проводила в примерке я платий. и собакой мне книга была, школу все же терпеть не могла. Был любимым писателем Гоголь и поэтом мне Пушкин служил, и, как нянька, за мною следил подпоручик поэм и тревог, падший ангел и демон — пророк. Я изменяла Пушкину с Лермонтовым, все зависело от настроения и времени года, и тела, и бутерброда, и какого ты племени-рода, ешь и читаешь, спишь и читаешь, тебе нужно гулять, говорила мне полная мать, нежно штопая шалопай-носок. Ей хотелось певицею быть, с нежным голосом птицею стать, а не дочек от смерти спасать, а не с кухней амуры водить. Однажды, когда мне было семь лет. под невидимой властью гипноза в комнате вдруг расцвела мимоза, а я написала поэму любовную и очень духовную, из-за которой вышла проблема. Моя бабушка. милая спесь, обвиняла меня во лжи, не валялась, мол. ты во ржи и названье тебе плагиат, это слово не малых ребят, и не знала я, кто этот гад. Ты списала поэму, мой друг, и за это тебя я в круг белой комнаты и на ключ, ну а если ты так умна, то продолжи поэму луны, то продолжи поэму вина, оправдайся и докажи, что с любимым валялась во ржи, будет снята с тебя вина, и подам я тебе пирог, и в наперсток налью кагор.