Светлый фон

А сегодня за нами заехал на своей «Волге» здешний наш знакомый москвич, преподаватель одной из военных академий Владислав Викторович Шульгин (лет 50-ти), с которым у меня поддерживается контакт на почве художества (он — акварелист) и... французского языка. Он настолько владеет этим языком, что, будучи в командировке в Париже, выступал там с докладом по-французски. Он снабжает меня здесь французскими книгами. Вот и сейчас на моем столе лежит отлично изданный Rachette[232] труд[233] (1967 г.) с такими черно-белыми (289) и цветными (56) иллюстрациями, что невольно разводишь руками — настолько высоко их качество.

Так вот, этот-то Владислав Викторович и увлек меня с Татусей в поездку по окрестностям Тарусы. Я охотно поехал и был полностью удовлетворен: сколько очаровательных, широких видов, сколько новых для меня живописных уголков, рощ, холмов, лужаек! Видели и остатки мельницы на р. Тарусе у села Ильинского и действующую церковь в этом селе на красивом холме (издали)... Но, знаешь, за эту трехчасовую поездку, — во время которой мы бродили по лесу едва ли больше часа, — я изрядно устал <...>, настолько утомляет, по-видимому, обилие зрительных впечатлений, воздух, солнце <...>.

Итак, Миша уехал в Англию. Искренне рад за него. Вот он уже шагнул дальше нас, шире нас. То он за полярным кругом, то в Антарктиде, то на Камчатке, то в Англии! И мне думается, что это не последняя его поездка за границу.

А успех Твоей «Морфологии сказки» мне особенно приятен тем, что он «многосторонний»: и у нас, и в Америке переиздают. Как хочешь, это уже звучит как объективное признание ценности труда.

<...> За эти теплые и солнечные дни я как-то полностью «примирился» со всем холодом и дождями июля и чувствую, что я и этим летом уже доволен. А между тем можно было бы иметь большие претензии к нашей квартире: она находится близко к берегу реки, и у нас было в это лето сыро. А сырость мне совсем не годится. <...> И вот у Евдокии Ивановны возникла мысль съездить нам на следующее лето в Крым, может быть — в Судак, на теплое море и солнце. <...>

Пожелаем друг другу на ближайшее время устойчивой, хорошей погоды — и всего доброго! Всем вам от нас приветы.

Твой Виктор.

* * *

Таруса, 12.VIII.68.

Дорогой Волюшка!

В 4-м номере журнала «Новый мир» за текущий год опубликованы некоторые письма Марины Цветаевой к разным лицам — Брюсову, Розанову, Ахматовой, Б. Пастернаку, Горькому, Ходасевичу и др. — довольно много — 28 страниц печатного текста. Письма чрезвычайно интересны напряженностью мысли и чувства, свойственной всему творчеству Цветаевой. Ни одной вялой фразы. Ничего о быте — только о творчестве, о жизни духовной, об исканиях. Характерны жалобы на полное творческое одиночество, на полное непонимание ее произведений читающими. Завидует Б. Пастернаку, у которого есть два-три понимающих его поэта. — Я читал довольно много стихов М. Цветаевой — всю книгу ее стихов, вышедшую года четыре тому назад (страниц 500)[234]. Они очень трудны для чтения, для понимания, очень своеобразны по форме, по манере. Цветаева, несомненно, личность исключительная, творческая, предельно субъективная. Вся ее жизнь очень трагична — и не могла быть иной при ее бурных чувствах, при остроте переживания всех жизненных конфликтов индивидуального и общественного характера.