Для развития идей В. Я. Проппа в отношении сказок сделано, кажется, не столь много, однако работы по дальнейшему углублению в сказочную структуру, творческое использование этих же идей в изучении сказок других народов, в монографическом исследовании других сказочных жанров свидетельствуют о том, что наследие ученого в этой области далеко еще не исчерпано.
Не менее значимо и живо понимание природы, специфики фольклора как феномена традиционной культуры, оставленное нам В. Я. Проппом. В новых общественных условиях, когда мы во многом освободились от власти догматов и стереотипов и можем взглянуть на фольклор без социологических и иных шор, отказаться от ограничения его рамками «искусства слова», глубина и размах подходов ученого, его тонкое понимание специфики, его взгляды на отношения фольклора с лежащей вне его реальностью оказываются чрезвычайно актуальными и продуктивными для нас.
«В. Я. Пропп в мировой науке» — тема для особого разговора. Мы знаем, и то не в полном объеме, о многочисленных переводах его книг на разные языки, об откликах на некоторые его работы, о несомненном влиянии на мировое сказковедение его «Морфологии...». Но насколько понят Пропп за рубежом и в какой мере можно говорить о его влиянии в фольклористике разных стран, судить пока трудно.
Е. О. Путилова. Из воспоминаний о В. Я. Проппе
Е. О. Путилова. Из воспоминаний о В. Я. Проппе
Где-то в году 1933–1934 мой старший брат Борис Костелянец, ныне театровед и литературовед, тогда студент филологического факультета Ленинградского университета, спросил у другого брата, Семена Костелянца (он погиб в первый год Великой Отечественной войны), поступившего на философский факультет, какие занятия на их факультете самые интересные. В ответ он услышал: «По немецкому языку». Борис был озадачен этим ответом и через некоторое время, когда они вместе возвращались домой, повторил свой вопрос. И опять услышал: «Занятия по немецкому языку, их ведет Владимир Яковлевич Пропп». Имя и фамилия преподавателя ничего не сказали студенту филфака.
Эту байку брат рассказал мне в шестидесятые годы, когда он уже хорошо знал, кто такой В. Я. Пропп, и слышал, что он бывает у нас.
Незадолго до смерти Владимира Яковлевича у него в гостях я рассказала эту давнюю историю. Он заинтересовался, немного подумал, а потом спросил, не могу ли я назвать кого-нибудь еще из той группы. Я вспомнила имя Виктора Штофа, и Владимир Яковлевич сразу оживился и даже засмеялся: «Как же, я вспомнил. Это была удивительная, необычайно сильная группа. И мы на наших занятиях немецкого языка стали читать в подлинниках немецких философов. Естественно, не просто читали, но и разбирали, думали, спорили». Еще раз с удовольствием засмеялся и добавил: «Пожалуй, в словах вашего брата — а я и его вспомнил, большой спорщик был — заключалась некоторая истина: вряд ли на других специальных занятиях студенты этой группы получали для себя такую философию».