О да, давайте возьмём опыт в сфере экономического планирования, потому что, безусловно, в любом сложном индустриальном обществе должна быть группа технических специалистов, задача которых состоит в разработке планов и изложении последствий решений, чтобы объяснять людям, которые должны принимать решения, что если вы решите это, вы получите такие последствия, ведь это то, что показывает ваша модель программирования, и так далее. Но дело в том, что эти системы планирования сами по себе являются отраслями промышленности, и у них будут свои рабочие советы, и они будут частью всей системы советов, и различие в том, что эти системы планирования не принимают решений. Они создают планы подобно автопроизводителям, выпускающим автомобили.

Всё, что для этого нужно, – «информированный и образованный рабочий класс. И именно это достижимо в развитых индустриальных обществах» (146—147).

Что ж, у нас уже есть развитые индустриальные общества, но где же информированный и образованный рабочий класс? А где хоть малейший след интереса работников к рабочим советам? Эти советы просто означают, что работники должны продолжать выполнять свою работу, а именно тогда, когда они хотели бы вернуться домой и забыть о работе, они должны идти на собрания.248

Вероятно, ничто так не показывает удалённость Хомского от работы рабочего класса и его невежество, как его уверенное утверждение, что составление национальных экономических планов – это всё равно что производство автомобилей. Я родился в Детройте. Мой дед был автомехаником. Какие экспертные заключения закрепляют за мной эти факты? Никакие! Я просто решил упомянуть о них. Думает ли Хомский, что национальные экономические планы можно создать на конвейере? Знает ли он что-нибудь о процессе сборки автомобилей? Или что фабричным рабочим нечего сказать о том как автомобили делаются? Или что из-за доведённого до крайности разделения труда фабричные рабочие вообще знают о производстве автомобилей не больше чем Ноам Хомский? Как будто он никогда не слышал о Генри Форде, тейлоризме, конвейере и «точно в срок» – хотя на самом деле он слышал о тейлоризме (224).

Думает ли Хомский, что работа на конвейере будет более творческой и самореализующейся – как он и фон Гумбольдт призывают к тому всякую деятельность, – если рабочие изберут своих начальников? Или будут по очереди командовать друг другом? Создаёт ли Ноам Хомский лингвистическую теорию «точно так же, как автопроизводители делают автомобили» или домохозяйки пекут печенье? Подчинится ли он указаниям Совета лингвистов? Или он предполагает, что возглавит этот Совет?