Сани эти сослужили нам отличную службу и как мостик и как лестница.

Два-три раза мы хотели спуститься с обледенелого склона на сравнительно ровную поверхность под ледяным кряжем, но не решились: слишком высоко. В тусклом свете все пропорции смещались; некоторые обрывы, на первый взгляд казавшиеся совершенно неприступными, мы успешно преодолевали с помощью ледорубов и верёвок, хотя знали, что, упади мы, внизу нас непременно ждут трещины. На обратном пути я-таки угодил в одну из них, но мои товарищи, стоя выше на стене, благополучно извлекли меня оттуда.

Затем мы пробились в ложбину между первым и вторым большими валами и, по-моему, вскарабкались на вершину второго. Гребни валов достигали здесь высоты 50–60 футов.

Трудно сказать, куда мы пошли дальше. Лучшими нашими ориентирами на местности были трещины, встречавшиеся иногда по три или четыре за несколько шагов, этакими пучками. При такой низкой температуре (было -37° [-38 °C]) я не могу носить очки это создавало мне дополнительные трудности и задерживало всю партию. Выглядело это так:

Билл замечал трещину и предупреждал нас; Бёрди успешно переправлялся через неё; я же, стараясь перешагнуть через неё или переехать на санях, с постоянством, заслуживающим лучшего применения, ставил ногу точно посередине провала. В тот день я проваливался не меньше шести раз, а уже у самого моря я упал в трещину, выскочил из неё и тут же покатился по крутому склону, но Бёрди и Билл удержали меня на верёвке.

Так мы блуждали, пока не оказались в большом тупике, образованном, по всей вероятности, двумя ледяными валами там, где они вплотную подходят к морскому льду. Со всех сторон нас окружали высокие стены из ломаного льда с крутыми заснеженными склонами посередине, на которые мы полезли в поисках выхода, скользя, падая и оступаясь в трещины. Слева возвышалась громада мыса Крозир, но до него могло быть ещё два или даже три вала, кто знает? Мы же, как ни тыкались в разные стороны, так и не приблизились к нему ни на шаг.

И тут мы услышали пингвинов.

Их голоса доносились с невидимого нам морского льда, от которого нас отделяла, наверное, миля ледяного хаоса; отражённые скалами, повторённые эхом, они манили нас, беспомощных, туда, на лёд. Мы жадно вслушивались, но понимали, что должны вернуться, ибо слабые проблески полуденного света быстро меркли, а о том, чтобы остаться здесь в полной темноте, было страшно и подумать. Мы пошли обратно по своим следам и почти сразу же я споткнулся и полетел вниз по склону в трещину. На моё счастье, Бёрди и Билл удержались на ногах и помогли мне выкарабкаться. Следы были еле видны и вскоре начали теряться. Второго такого следопыта, как Бёрди, я не знаю, и время от времени он находил отпечатки наших ног. Но в конце концов даже он сбился с пути, и мы пошли вперёд просто наугад. Правда, потом следы снова появились, но к этому времени самая тяжкая часть пути уже осталась позади. И всё же мы были счастливы вновь увидеть свою палатку.