Тем временем к утёсу, на котором я стоял, подошла целая процессия пингвинов. Скудный дневной свет уже почти погас, слава Богу, что мои товарищи поторопились вернуться.
Спешка началась отчаянная. Прежде всего я поднял наверх рукавицы с положенными в них яйцами (мы их потом повесили на фитильном ремне на шеи), затем шкурки пингвинов, но Билла мне никак не удавалось втащить. «
Обратно мы мчались, что было мочи, в рукавицах лежали пять яиц, две шкурки Бёрди подвязал к поясу, одну — я.
Мы связались, и это сильно мешало взбираться на ледяные валы и пролезать в пещеры. При подъёме на крутую осыпь, присыпанную снегом, я на полдороге выронил ледоруб; в другом месте, не различая в темноте вырубленные на пути туда ступени, шагнул на авось. «Черри, — произнёс Билл с бесконечным терпением в голосе, — вам просто необходимо научиться владеть ледорубом». К концу этой вылазки моя ветрозащитная одежда превратилась в клочья.
Мы нашли сани, и в самую пору. У нас оставалось три более или менее целых яйца: мои оба разбились в рукавицах.
Одно я вылил, второе хотел донести до дому и бросить в котёл; ему так и не суждено было туда попасть, но зато на обратном пути к мысу Эванс мои рукавицы оттаивали быстрее, чем у Бёрди (у Билла рукавиц не было), — наверное, им пошёл на пользу жир яичного желтка. Через ложбины у подножия ледяного вала мы пробирались ощупью — такая вокруг стояла тьма. Таким же способом пересекали многочисленные трещины, нашли наш вал и начали подъём. Чем выше, тем лучше становилась видимость, но вскоре мы всё же перестали различать свои следы, пошли наугад и, на счастье, вышли к тому самому склону, по которому спускались. Весь день дул отвратительный холодный ветер при температуре от -20° [-29 °C] до -30° [-34-°С], очень ощутимой. Теперь погода улучшалась. Ложился туман, найти палатку было чрезвычайно трудно. Ветер усилился до 4 баллов, и мы окончательно сбились с пути. Но вот под нами группа скал, около которых мы поставили иглу; помучившись ещё немного, мы отыскали и её.