«Мой подопечный, Виктор, привык ходить впереди, как его напарник в прошлом сезоне. Он не знает усталости, послушен, как овечка. Даже не верится, что какой-нибудь месяц назад я так мучился с упрямцем, ведь запрягать Виктора приходилось вчетвером, а двое изо всех сил удерживали его, чтобы он, уже в упряжи, не умчался прочь. Ещё в начале похода он был почти неуправляем и при первой возможности бросался вскачь просто по живости характера. Но за три недели однообразие Барьера несколько охладило его пыл, и сейчас я люблю его больше, чем когда-либо. Как все остальные пони, он утратил округлость форм, сейчас он длинноногий, угловатый, уродливый, какими бывают лошади, но я его ни на кого не променял бы».
Кормили лошадей на привалах во время ленча и ужина их погонщики, а на ночлегах, за четыре часа до выхода, Отс и Боуэрс. Некоторые усвоили вредную привычку сбрасывать с морды торбу, одни — как только её надевали, другие же — при попытках добраться до корма на дне мешка. Пришлось привязывать торбы к стойлам.
«Виктор,»
«Виктор,»
— замечает Боуэрс,
— «вчера схватил зубами привязь и сжевал её. И вовсе не от голода — даже сейчас он не доедает свою порцию до конца».
— «вчера схватил зубами привязь и сжевал её. И вовсе не от голода — даже сейчас он не доедает свою порцию до конца».
По первоначальному замыслу предполагалось, что Дэй и Хупер с широты 80°30′ повёрнут назад, но сейчас их четвёрку оставили ещё на несколько дней — пусть с легко нагружёнными санями идут впереди и прокладывают путь для остальных.
Погода улучшилась, часто светило солнце, после склада Одной тонны мне запомнился только один день с температурой ниже -20° [-29 °C]. Случалось, конечно, что на каких-то переходах пони вязли, но мы их отнюдь не перетруждали и кормили без всяких ограничений. Мы знали, что впереди самое тяжкое испытание, но и представить себе не могли, до какой же степени тяжкое. После устройства Северного барьерного склада почти у всех пони осталось меньше чем по 500 фунтов груза, и мы надеялись относительно легко достигнуть ледника. Ведь всё зависело от погоды, а погода как раз установилась прекрасная, и пони всё время шли плечом к плечу. Правда, клячу из кляч Джию отвели по следу назад и вечером 24 ноября пристрелили, но ведь и он прошёл на 15 миль дальше того места, где была убита первая лошадь Шеклтона. А если вспомнить, что мы сомневались, следует ли Джию вообще участвовать в походе, то нельзя не признать, что Аткинсон и Отс проявили чудеса искусства обращения с лошадьми; впрочем, главная заслуга всё же принадлежит самому Джию, который исключительно благодаря высокой стойкости духа сумел протащить своё бедное тело так далеко.