Первым делом мы решили, что в предстоящую зиму в меру наших сил и возможностей всё должно идти обычным чередом. Конечно, надо было по-прежнему вести научную работу, да и мулы с собаками требовали ухода. Иными словами, следовало продолжать нести ночные вахты, производить наблюдения за метеорологическими условиями и полярными сияниями. Из-за сокращения научного состава мы теперь нуждались в помощи моряков. Кроме того, ко дню зимнего солнцестояния предполагалось подготовить следующий номер «Саус Полар Тайме». Все понимали, как важно не допустить, чтобы в нашу жизнь вторглось упадническое настроение. Тем более что, как показало будущее, непрестанные пурги неделями держали нас взаперти. Если даже выдавался погожий день, прогулки и физические работы на воздухе ограничивались почти исключительно пределами скалистого мыса. При наличии морского льда это было вовсе не безопасно.

Аткинсон был старшим. Кроме того, он вместе с Дмитрием взял собак на своё попечение. Из них многие — и старые наши, вынесшие на своём хребте санные походы, и вновь прибывшие — находились в очень плохом состоянии, и вскоре для них построили собачий лазарет. К этому времени у нас оставалось двадцать четыре прошлогодних пса и одиннадцать, доставленных недавно кораблём — трое из новой партии уже погибли. Лэшли ведал мулами, все семь были распределены между людьми, которые их выгуливали. Нельсон продолжал заниматься биологией моря. Райт совмещал обязанности метеоролога, химика и физика. Гран заведовал складами и помогал Райту в метеорологических наблюдениях. Дебенем был геологом и фотографом. Мне было приказано отдыхать и набираться сил, но не бросать занятия зоологией, а также участвовать в выпуске «Саус Полар Тайме» и в летописи экспедиции.

Крину доверили склады и снаряжение для санных походов. Арчер стряпал. Хупер, вообще-то исполнявший обязанности по обслуживанию дома, следил также за работой аппарата по выработке ацетилена. Два других матроса — Кэохэйн и Уильямсон — были по горло загружены повседневной работой в лагере и подготовкой к предстоящему санному сезону.

Метель, угрожавшая нам на протяжении всего пути с мыса Хат, разразилась 1 мая, вскоре после того как мы пришли на мыс Эванс. Лёд в Северной бухте, застывший совсем недавно, в первый же день пурги взломало, сохранилась лишь узкая полоска вдоль берега. Но и она исчезла на следующий день, когда ветер всё крепчал, достигая в порывах скорости до 89 миль в час [45 м/с]. Как ни странно, видимость всё это время оставалась вполне сносной.

Шёл второй день пурги. Ночью продолжал свирепствовать ветер, начался снегопад, видимость исчезла. С 3 до 4 часов утра буря достигла такой силы, что в стены хижины непрестанно бился песок с камнями. Анемометр почти всё время забивался снегом, и Дебенем, нёсший ночную вахту и в 4 утра пытавшийся его прочистить, вконец измучился. Но пока анемометр ещё действовал, он зафиксировал порыв ветра скоростью более 91 мили в час [46 м/с]. А после того как он вышел из строя, на хижину обрушился шквал такой силы, что большинство её обитателей проснулись, а камни градом забарабанили по стене. Утром в течение трёх минут анемометр показывал на холме скорость ветра 104 мили в час [53 м/с].