Аткинсон проделал новую прорубь, но и там рыба ловилась лишь до тех пор, пока её не нашёл тюлень. У одной из попавшихся рыб (Tremasome) на спинном плавнике был паразитический нарост. В Антарктике внешние паразиты не распространены, так что находка представляла интерес.
Первого июня Дмитрий и Хупер с упряжкой из девяти собак сходили на мыс Хат и обратно в поисках Нугиса, вожака, сбежавшего от нас 1 мая, в день нашего возвращения на мыс Эванс. Корма для него по дороге было сколько угодно — с голоду он сдохнуть не мог. И тем не менее он исчез бесследно. Партия сообщила, что скольжение плохое, торосов, в отличие от прошлого года, на льду нет, но от острова Грейт-Рейзербэк до острова Тэнт тянется большая открытая приливно-отливная трещина. У мыса Хат лежали огромные снежные сугробы, как, впрочем, и у мыса Эванс. В первые дни июня температура упала до -30° [-34 °C] и соответственно поднялось наше настроение: нам позарез был нужен прочный морской лёд.
«Суббота, 8 июня. С позавчерашней ночи погода изменилась к худшему, настолько, что даже здесь это бывает редко — и слава Богу! В четверг вечером поднялся сильный северный ветер с небольшим снегопадом, ночью он усилился до 40 миль в час [21 м/с] при температуре -22° [-30 °C]. Сильный ветер с севера здесь редкость, обычно он предвещает пургу. Тем не менее к утру он стих, установился ясный тихий день, температура начала падать и к 4 часам пополудни достигла -33° [-36 °C]. Барометр весь день стоял на аномально низкой отметке, в полдень он показывал всего лишь 28,24 дюйма (717,4 мм) рт. ст. В 8 часов вечера при температуре -36° [-38 °C] налетела пурга и одновременно резко подскочил барометр, который, очевидно, более чувствителен к приближению пурги, чем термометр — его показания изменились мало. Ночью дул, порою по несколько часов подряд, очень сильный ветер, иногда со скоростью 72 и 66 миль в час [37 и 33 м/с], и нет никакой надежды на то, что он ослабеет. Сейчас, после ленча, дом скрипит и стонет, время от времени на него обрушивается град камней. Очень сильный снегопад. Воскресенье, 9 июня. Температура поднялась, днём было около нуля [-18 °C], но пурга и не думает униматься. Порывы ветра по-прежнему налетают с огромной скоростью. Кажется, вынесло много льда из северной части бухты. Хорошо ещё, что узкая ледяная полоса вдоль нашего берега, очень нужная нам, держится как будто прочно. Понедельник, 10 июня. Весьма беспокойный день. Когда за окном такая круговерть, очень трудно заставить себя сосредоточиться на чём-нибудь, писать, например, или читать. Дом так сотрясается, что мы гадаем — надолго ли его хватит при таких ветрах. Средняя скорость ветра почти всё время около 60 миль в час [30 м/с], но в порывах он куда мощнее, и порой кажется, что нас сметёт с лица земли. Перед ленчем я силился написать передовую для „Саус Полар Тайме“. Начал с того, что поздравил зимовщиков с тем, что в Северной бухте ещё остаётся лёд. Но во время ленча вошёл Нельсон и сказал: „Термометры уплыли!“. Северная бухта вскрылась. Не стало даже того привычного куска припая, который дорос до двух футов толщины и давно не внушал нам никаких опасений. Вместе с ним исчезли из Северной бухты метеобудка со всеми приборами, помещённая в 400 ярдах от берега, рыболовная снасть, несколько лопат и сани с ломом. Во время ленча порывистый ветер дул особенно иступлённо и, должно быть, в два счёта унёс весь лёд. Мы, как ни старались, не смогли разглядеть вдали ни малейших его следов, хотя снегопад был слабый и видимость на некотором расстоянии неплохая. Оголение Северной бухты — большая неприятность, ведь для нас существенная разница, что лежит у наших дверей — лёд или вода. Теперь мы и ходить и выгуливать мулов можем только в пределах нашего мыса, передвигаться по которому в темноте очень трудно из-за неровностей почвы. Это неприятно, но вот если сойдёт лёд и в Южной бухте, то это будет равносильно катастрофе, так как мы окажемся полностью отрезанными от юга и в будущем году не сможем предпринимать санные походы. Остаётся надеяться, что этого не случится».