А разве нынешние заказные убийства, при которых мы живём четверть века, — новость для нас? Нет, мы просто забыли признание Гришки Зацепина (“Зацепа”) из поэмы “Современники”, написанной в некрасовскую эпоху русского дикого капитализма:
Как тут не вспомнить судьбу Галины Старовойтовой, Деда Хасана, Бориса Немцова, Вячеслава Иванькова (“Япончика”) и многих других знаменитостей…
Предвидел Николай Алексеевич и сегодняшний наш рэкет (американское слово!), и наше сегодняшнее лакейство перед Америкой:
(Ну, как тут не вспомнить слова мошенника Вячеслава Полонского о том, что “у кого нет миллиона — тот не человек.”)
аА как блестяще Некрасов проиллюстрировал сегодняшнюю историю о том, что новые русские переводят свои богатства в офшоры (английское слово!), покупают особняки в центре Лондона, куда их переехало несколько сотен тысяч, уговаривают Лёню Голубкова купить дом в Париже… Ох, нестабильна обстановка в России, Ходорковский отсидел своё, а история с Магницким тоже у всех в памяти. И Некрасов вводит в поэму “Современник” хор мирового финансового лобби, которое уговаривает рыдающего русского миллионера перевести свои капиталы в Англию, являющуюся “финансовой матерью” наряду с Америкой всех денег мира:
300 тысяч новорусских семей живут, уехавши к “финансовой матери” в объятия туманного Альбиона.
Но не выдержала душа “Зацепы” — русского мошенника и авантюриста — такого циничного совета, не мог он принять гнусное предложение сбежать из своей России:
Как же объясняет некий Леонид страстную речь “Зацепы”? А вот как:
Однако вернёмся к Евтушенко, который назвал себя “некрасовцем”. Как мог он, увенчавший себя всемирной славой после стихотворенья “Бабий Яр”, поклоняться поэту, то и дело употреблявшему слово “жид”? А ведь за использование этого слова Евтушенко предлагал предавать антисемитов суду… Вот ведь как история подшутила над ним.
А в заключение “некрасовской главы” вспомню начало поэмы “Современники”:
Последние две строчки Некрасова стали народной поговоркой.
* * *
В литературной судьбе Е. Е. в 1959 году случилось знаменательное событие: он добился встречи с Борисом Пастернаком, которая якобы продолжалась аж 18 часов. О Пастернаке он вспомнил и в последние дни своей жизни, завещав похоронить себя рядом с ним. Видимо, он почитал Пастернака. Но было ли это почитание взаимным? Едва ли, если вспомнить поэтический завет Нобелевского лауреата:
Из всех этих заветов Евтушенко был верен только последнему — “быть живым”. Но читаешь это стихотворение, и поневоле закрадывается в голову мысль — а не судьбу ли своего поклонника предсказывал Борис Леонидович, когда писал это поэтическое завещание?