Лето 1996 года.

С Татьяной Дьяченко, младшей дочерью Б. Н. Ельцина, корреспондент «Комсомольской правды» Ирина Мастыкина встретилась ночью. Днем — дел невпроворот. На время предвыборной кампании президента Татьяна Борисовна — один из членов его штаба.

— Чем же занимается новый человек в команде Ельцина и в чем заключается ваша помощь отцу?

— Никаких конкретных обязанностей мне никто не формулировал. Для меня вообще это предложение папы было полной неожиданностью. Мой Глебушка обычно просыпается рано, и мы вместе с ним перед завтраком всегда идем к папе чмокнуть его в щечку. Иногда удается перекинуться парой фраз. Когда началась предвыборная кампания, я, естественно, беспокоилась, высказывала свои замечания. И однажды утром папа предложил мне: давай присоединяйся. Так я оказалась в штабе, стала присутствовать на заседаниях, вникать в суть дела.

— Много времени занимают новые обязанности?

— Ужасно много. Ухожу рано утром, возвращаюсь после полуночи. В поездках, бывает, мы работаем до пяти утра. Потом только час на сон, и снова работа. Программа обычно настолько напряженная, что на отдых времени не остается совсем. Впрочем, папа обычно работает в еще более жестком режиме.

— Как же вы с ним выдерживаете такой ритм?

— Сама удивляюсь. К концу дня я уже выжата как лимон, сил никаких нет, а папа на огромном митинге еще выступает. Столько энергии и сил у него, наверное, от природы.

— Таня, а как ваш муж отнесся к идее Бориса Николаевича привлечь вас к своей предвыборной кампании? Ведь у вас все-таки двое детей.

— С Лешей я, конечно, посоветовалась, и, к счастью, он меня поддержал. Хотя и знал, что детьми в этом случае придется заниматься ему. Сейчас у нашего старшего сына, Бориса, — трудный возраст, пятнадцать лет, к тому же — экзамены. Ну а младшему, Глебу, всего девять месяцев… Последние два месяца мы с мужем почти не видимся. Разве что по ночам да утром перекидываемся парой слов. Я за детей спокойна, но все равно скучаю по ним очень.

— Часто ли Борис Николаевич делится с домашними своими проблемами?

— Домой он приходит настолько уставшим, что, по-моему, ему уже не хочется ничего обсуждать. Мы, конечно, расспрашиваем о делах. Давно ведь живем все папиной жизнью. А он на это отвечает: «Господи, ну давайте хоть дома не о политике». Но иногда ему самому хочется что-то нам рассказать. И тогда мы бросаем все дела.

— А вам случается Бориса Николаевича критиковать?

— Мне кажется, что в семье мы это делаем больше, чем кто-либо. Потому что говорим вещи, которые другим, может быть, сказать неудобно. Но говорим это, конечно, по-доброму. Папа хмурится, молчит, но в голове у него, по-моему, все откладывается. Бывает, в поездке папа фактически уже засыпает, я ему что-то говорю. Наутро думаю: наверное, забыл и на всякий случай повторяю. «Зачем ты это говоришь мне дважды?» — сердится тогда он.