Невольно задумываешься, наблюдая эту тотальную охотничью страсть у большинства членов Советского правительства, какую роль во внутренней и внешней политике страны, руководимой заядлыми охотниками, играет это азартное, кровожадное занятие? Безусловно, оно является отдушиной политического экстремизма, честолюбия, реваншистских страстей и грубой мужской силы, которые им было бы опасно — ввиду тесной рабочей спайки и взаимной бдительной слежки друг за другом — проявить открыто, на манер буржуазного парламентаризма.

И, конечно, на этом фоне густых лесов, заливных лугов и топких болот, под непрерывный лай борзых, хрипение загнанного зверя, грохот выстрелов, когда охотничий азарт кремлевских партийных и военных лидеров достигает апогея, — на этом фоне представить себе женщину, этакую партийную амазонку, причудливо вкрапленную в этот брутально-мужской клуб, — невозможно.

Однако при приеме в Кремль, в Политбюро и Секретариат ЦК, в эту святую святых Советской власти, на пути возможного кандидата встает не только половая и национальная дискриминация, но и более специфическая и уклончивая — дискриминация москвичей.

В самом деле, в Политбюро нет ни одного москвича — человека родившегося в столице либо, по крайней мере, начавшего здесь свою политическую карьеру. Естественно, это относится и ко всем руководителям Советского Союза: Ленин был с Волги, Сталин из Грузии, Хрущев и Брежнев — с Украины, Черненко из Сибири, Андропов и Горбачев — с провинциального юга России. Кремль, находящийся в самом центре Москвы, по столичным стандартам — нестерпимо провинциален: советская правительственная элита в основном состоит из людей, выросших, получивших образование, сделавших партийную карьеру «далеко-далеко от Москвы». По подсчетам Джерри Хау из Брукингс Института под Вашингтоном, к 1980 году из 16 высших чиновников Центрального Комитета и Совета Министров, рожденных после 1925 года, только один родился в Москве и еще один в одном из десяти крупных советских городов, двое других в средних городках, каких в СССР больше сотни, четверо в совсем маленьких, районного значения, а остальные восемь — в деревнях.

Неприятие в этот мужской и почти однонациональный элитарный клуб также и москвичей объясняется страхом кремлевских руководителей перед людьми со связями в столице, которые обладают здесь достаточной базой для заговоров и переворотов. Предпочтение оказывается провинциалам-нуворишам, которые не успевают обзавестись в столице влиятельными знакомыми из разных сфер центральной власти — от партийной до военной и кагебешной, и полностью зависят от вождя-благодетеля.