После случая в Пятигорской тюрьме и в особенности после кровавой расправы под Нальчиком старший и высший офицерский состав армейской группировки, выражая свое возмущение, заявлял протест фон Клейсту, потребовав принять меры к предотвращению подобных эксцессов. В связи с этим Оберлендеру было отказано в выдаче довольствия по линии армейской группировки и вся его команда в дальнейшем снабжалась по линии тыла, не подчиненного фон Клейсту. Старые кадровые офицеры группировки фон Клейста перестали даже здороваться с Оберлендером, считая, что возглавляемая им зондеркоманда пачкает своими действиями честь германской армии.

В отношении личности Оберлендера могу добавить, что он, являясь в то время по званию капитаном, в обращении с офицерами, в том числе и старшими по званию, проявлял высокомерие, вел себя надменно, развязно, был подчеркнуто пренебрежителен. Сам внешний облик Оберлендера соответствовал его преступным действиям как садиста и профессионального убийцы.

Совершенные Оберлендером злодеяния настолько чудовищны, что, несмотря на продолжительный срок, у меня хорошо сохранились в памяти все их подробности.

Из печати я узнал, что Оберлендер в настоящее время предпринимает попытки замести следы своих тяжких преступлений, совершенных им на территории Советского Союза, и оправдаться перед лицом мировой общественности.

Чтобы не дать Оберлендеру возможности ввести в заблуждение общественное мнение, я счел своим гражданским долгом по своей собственной инициативе рассказать об известных мне злодеяниях Оберлендера.

Показания мною лично прочитаны, записаны они с моих слов верно. Подпись неразборчива.

Показания записал:

Старший следователь прокуратуры Московской области

младший советник юстиции (Пиковский)

ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 116. Д. 392. Л. 232–241. Машинопись. Копия.

1.2.6. Показания Ш. А. Окропиридзе (из материалов к протоколу № 73 от 28 марта 1960 г.)

Оберлендера я впервые увидел в августе месяце 1941 года в гор[оде] Кировограде^[1729] в лагере военнопленных, где я вместе со всеми содержался в нечеловеческих условиях: голод, побои полицаев, дизентерия, ежечасные расстрелы коммунистов, лиц еврейской национальности и вообще лояльно настроенных к советской власти убивали меня морально и физически.

Пользуясь тем, что я в лагере был доведен до крайнего физического и нервного истощения, Оберлендер добился моего согласия составить списки военнопленных кавказской национальности с тем, чтобы с моей помощью довести до них помощь Красного Креста.