Я тоже все время думаю: как он мог не проверить? «Неведома зверушка» – и все. Вот такой человек – непосредственный, верящий на слово.

Это как Пушкин сказал о Шекспире: «Отелло не ревнив, он доверчив». Вот и царь Салтан тоже. И ведь Гвидон ему это прощает, что нам тоже странно. Ведь когда Салтан встречает его и мать, ей же никто не объяснил, что там была проблема с письмом. Она его видит как человека, который ее в бочку засмолил. Но она его тут же принимает с распростертыми объятиями. У Пушкина много таких моментов, которые при этом в детстве не вызывают ни малейшего вопроса.

Значит, он писал, как ребенок. Он так относился к этому: у него тоже не было вопросов. Это такой дар, прекраснейший дар, – сохранить в себе непосредственное восприятие мира.

ПЕВЕЦ, ИСПОЛНИТЕЛЬ РОМАНСОВ, ПЕДАГОГ

ОЛЕГ ПОГУДИН:

НА САМОМ ДЕЛЕ ПЕСНЯ – ПРО ЛЮБОВЬ

Д. З. Я знаю, что, когда вам было лет 14, вы увидели по телевизору, как исполняла романс «Гори, гори, моя звезда» великая Анна Герман, и это произвело на вас большое впечатление.

О. П. Не 14, чуть меньше. Лет 10–12 мне было. Это просто пробило сердце. Я обожаю Анну Герман. Она невероятно совершенна. На фоне берез, по-моему, – я еще по черно-белому телевизору это смотрел – растворялась фотография, портрет сначала яркий, а потом он уходил, уходил, уходил, уходил. И звучал этот небесный голос, в котором невероятное количество печали и совсем нет тоски. Это не пушкинская «печаль моя светла, печаль моя полна тобой», когда печаль – от полноты жизни. Это печаль человека, который очень хорошо знает, что такое боль, печаль человека уходящего. Но в то же время бесконечно влюбленного в жизнь, в дорогих ему людей, в искусство, в красоту. И это та самая победа над смертью. Там ведь последние слова – «умру ли я, ты над могилою гори, сияй, моя звезда».

Потрясение было самое настоящее. Тем более я был тогда у бабушки с дедушкой на Украине в деревне. Там развлечений особо не было, поэтому мы телевизор вечером смотрели. Это очень четкое воспоминание, до сих пор существующее.