Видный церковный деятель начала XX века архиепископ Никон пишет, как каскад безверия обрушился на Россию. Под большой праздник молодые фабричные учинили пляску с гармоникой вокруг храма, а когда батюшка пристыдил их, они выбили стекла, зажгли дом и чуть не убили пастыря (Архиепископ Никон Рождественский. Православие и судьбы России. Псково-Печерский монастырь, 1995. С. 76). «Да, – замечает владыка, – таких случаев и даже более возмутительных – не перечтешь, история последних ПЯТИ – несчастных для России лет (написано в 1910 году. –
Космополитическая аристократия, годами квартирующая на Елисейских Полях, презревшая Святую Русь, духовно сошлась с нигилистами «иных чинов». Два отдельных стана – фрондирующего дворянства и остервенелых разночинцев – соединились как кремень с огнивом. Так и пошло: сверху – либералы, снизу – социалисты. А цель одна: сокрушить «клерикальную деспотию», Веру, Царя и Отечество. Эдакие братья по духу. Или братья по ложе. Орден русской интеллигенции. Строить элеваторы, совершенствовать агрокультуру для тех же якобы любимых ими крестьян – нет, это не для них, как говорил В. В.Розанов. Им подавай пожар и светопреставление.
И.С.Глазунов с горечью отмечает, что уже в 40-х годах XIX века, в царствование Николая Первого, «возникает духовный заместитель запрещенного масонства – Орден Русской Интеллигенции». И как раз с рождения этого неформального ордена начинается Второй период европеизации. Теперь уже не цари, не Анна Иоанновна и Петр Третий, а так называемая интеллигенция ратует за европеизацию, за полное копирование западных идей и западного бытия, за отказ от самобытных начал русской православной цивилизации. Не следует путать интеллектуальный, образованный слой в целом с «интеллигенцией» в специфическом значении этого слова.
Нигде в мире не оказалось той самой специфической русской «интеллигенции», как у нас. Известна крылатая фраза, что Германию объединил не Бисмарк, а учитель гимназии, прививавший своим ученикам идеи патриотизма, единства и величия Германии. У нас, к сожалению, наоборот, преподавателями чаще всего были те самые интеллигенты, о которых идет речь. Вольнодумцы, космополиты, западники, а порой даже социалисты и нигилисты. Герцен радовался успехам англичан и французов в Крымской войне и писал, что был бы рад со своей типографией переехать «в английский город Одессу». Борис Башилов в своей «Истории русского масонства» пишет: «Образованный слой существует во всех странах мира, специфическое понятие «интеллигенция» появилось только в России, когда после совершенной Петром Первым революции в России образовалась особая космополитическая прослойка, которую пришлось обозначить позднее особым именем». И если образованный слой всякой страны опирается в своем творчестве на духовные основы своей национальной культуры, то русская интеллигенция с момента своего появления «с яростной ненавистью отрицает все основы русской самобытной культуры» и даже не допускает в принципе возможность самобытной культуры. «Я жид по натуре, – писал Белинский Герцену, – и с филистимлянами за одним столом есть не могу». А в письме Боткину писал так: «Отрицание – мой Бог. В истории мои герои – разрушители старого: Лютер, Вольтер, энциклопедисты, террористы, Байрон («Каин») и тому подобное». И еще: «Люди так глупы, что их насильно надо вести к счастью». Чем, собственно, отличаются по сути Герцен и Белинский от большевиков XX века? Ведь эти два кита были по существу создателями «передовой» интеллигенции (в специфическом значении этого слова), представлявшей, по словам Анненкова, «как бы воюющий орден, который не имел никакого письменного устава, но знал всех своих членов… и который стоит поперек всего течения современной ему жизни…» Анненкову вторит Бердяев: «Интеллигенция скорее напоминала монашеский орден или религиозную секту со своей особой моралью, очень нетерпимой, со своим обязательным миросозерцанием, со своими особыми нравами…»