Целостность, тотальность марксизма тем самым преодолевалась, вносились другие мотивы, в частности этический, для чего требовалось обратиться к нравственной философии Канта. Кант для Бердяева – как и для Булгакова – всегда был бо́льшим авторитетом в философии, чем Маркс. Вот эта ревизия марксизма началась как раз с усвоения тогдашними легальными марксистами философии Канта.

Формулу этого процесса дал Сергей Николаевич Булгаков, назвавший книгу своих статей 1903 года «От марксизма к идеализму». Это и есть формула умственного процесса, пошедшего в культурных левых кругах тогдашней России.

Тут у меня масса личных воспоминаний. Когда меня приняли в аспирантуру на кафедру истории философии, свое философское образование – совершенно к тому времени отсутствовавшее – я начал с чтения двух книг: вот этой книги Булгакова и сборника статей Бердяева Sub specie aeternitatis, что значит «с точки зрения вечности» (формула Спинозы).

И. Т.: Борис Михайлович, а откуда пришло само знание о них, о Бердяеве и Булгакове? Ведь эти имена не то что дезавуировались, а просто не упоминались, замалчивались даже в эпоху пресловутой оттепели, когда не шли дальше того, что Сталин плохой, но Ленин хороший, надо вернуться к Ленину, а не к какому-то там Булдяеву или Бергакову.

Б. П.: А я сборник «Вехи» к тому времени, то есть к шестьдесят седьмому году, прочитал, в котором две первые статья написаны как раз Бердяевым и Булгаковым.

И. Т.: А о «Вехах» как узнали?

Б. П.: Мой опыт убедил меня, что культуру задавить никогда до конца нельзя, как и религию, она всt равно где-то сохранится и на свет рано или поздно вылезет. Это шило в мешке. О «Вехах» я узнал из романа классика советской литературы Максима Горького «Жизнь Клима Самгина». Там у него в четвертом томе читают и обсуждают «Вехи», и мне запомнилась фраза: русский человек не любит богатства. А «Самгина» я читал чуть ли не в двенадцатилетнем возрасте. Ну и принятый в аспирантуру – то есть получив доступ к богатейшей библиотеке университетской, санкт-петербургской еще, – первым делом взялся за Бердяева и Булгакова, изучал «Вехи» в алфавитном порядке.

Была еще одна книга Булгакова, которую я внимательно читал, – «Два града. Исследования о природе общественных идеалов». Одна из статей этого сборника называлась «Религия человекобожия у Фейербаха». Это очень важный термин у Булгакова – человекобожие. Булгаков и Бердяев разошлись как раз на этом вопросе: первый счел, что у второго в самом типе его мысли есть этот уклон к человеко-божию, в сущности несовместимый с христианством, к которому они оба пришли. Христос – Богочеловек. Но человекобог – это нечто прямо противоположное христианству, некий, скажем так, демонический или «героический» уклон. Булгаков выделял две эти противоположные экзистенциальные позиции, два типа личности – героизм и подвижничество. Об этом написана его статья в «Вехах». Вот как он противопоставляет интеллигентский радикальный максимализм, «героизм» – и потребный тип мысли, психологии, поведения, норму которых он видит в традиции православия: