17 марта 1916 г. Ясная Поляна
Дорогой Валентин Федорович, получила сегодня ваше длинное и очень интересное для меня письмо. Об отношении моих внуков к памяти Андрюши, их отца, я не могла без слез читать, и вызвало во мне уважение и любовь к Ольге, их матери. Несмотря на то горе, которое причинил ей поступок Андрюши по отношению к его первой семье, она не только не нарушила любви детей к отцу, а воспитала их в этом чувстве. И это так хорошо!
Портрет Андрюши, написанный, но не конченный художником Орловым, лежал на шкапу в комнате Антонины Тихоновны. Он немного попорчен, прорван в двух местах. Я свезу его в Москву, когда поеду, и дам реставрировать и куплю раму. Детям не отдам пока; пусть будет в Ясной Поляне, где уже много фамильных портретов. Теперь мне особенно дорог портрет Андрюши. Думала ли я, что переживу его.
У нас все по-старому; по вечерам с Левой и Ант<ониной> Тих<оновно>й читаем книгу «К жизни» Мильфорда. Из дому не выхожу, так скользко, что падаю; снегу еще много, езда невозможна ни на чем, глубокие просовы, вода в низах, и пасмурно, скучно! В Москве в это время года лучше: сухо и больше похоже на весну, а у нас мрачно. Да мне теперь и везде мрачно.
То, что вы пишете о музее, мне досадно. Ведь когда умер Толстой, войны не было. Пять лет бездействовали, а в то же время в Москве воздвигались десятки огромных домов. И даже теперь, когда требовались какие-нибудь три тысячи рублей для отделки Толстовского кабинета в Румянц<евском> Музее, и тех не дало правительство. Чего же ждать от города и долго ли еще ждать? Толстовское общество малочисленно, и многие, как Н<иколай> В<асильевич Давыдов>, скоро из жизни уйдут.
Два тревожных известия меня опять мучают. Сын Илья и внук Андрей больны, пишет внучка Вера, а чем – не пишет. И Саша собирается в Крым, кашляет, лихорадка.
Уезжает сегодня Душан Петрович, и опять грустно! Не знаю еще, поедет ли Татьяна Львовна; она и сама еще не решила. Уж очень плоха дорога, и очень тяжело в вагонах; Душ<ан>а Петр<ови>ча чуть до смерти не сдавили.
Дай Бог вам обоим благополучного окончания вашего долга. О вас вспоминаем часто и скучаем. Все вам посылают привет.
С. Толстая
57. В. Ф. Булгаков – С. А. Толстой
Екатерининский зал, 21 марта 1916 г.
Сижу в суде, на скамье подсудимых1. Читают вот уже больше часа обвин<ительный> акт, и это оч<ень> скучно. Т<атьяна> Л<ьвов>на, Ал<ександра> Л<ьвов>на, С<ергей> Л<ьвович>, Стахович, Ол<ьга> К<онстантинов>на и др. – пока в свидет<ельской> комнате, и их оч<ень> жаль. Видел Сережу Булыгина и так был рад, что даже прослезился. В общем, все идет «как следовает»: много измененных формальностей и т. д. Письмо Ваше получил и сердечно был рад ему. Шлю всем сердечный привет.