Светлый фон
…про Африку и про то, как там живут редкие наши соотечественники, прочесть будет интересно всякому

После съезда. – Последние новости. 1934. 20 сентября. № 4928. С. 2; 27 сентября. № 4935. С. 2.

После съезда.

 

Конечно, это было событие «мировое». Максим Горький выразил «твердое убеждение», что «радостная весть о съезде советских писателей прозвенит во всем мире»… – Съезд писателей проходил 17 августа – 1 сентября 1934 года в колонном зале Дома Союзов. С докладом «Советская литература» на нем выступил Горький. Подробно см.: Первый Всесоюзный съезд советских писателей: Стенографический отчет. М., 1934.

Конечно, это было событие «мировое». Максим Горький выразил «твердое убеждение», что «радостная весть о съезде советских писателей прозвенит во всем мире»…

«Звездный разбег» – рисунок М. Мазрухо, иллюстрировавший газетный отчет о закрытии съезда писателей (Литературная газета. 1934. 8 сентября. № 120. С. 1).

«Звездный разбег»

…делегация московского гарнизона… ошалелые «писатели» что-то кричат и бросают в них фиалками и розами… – В газетном отчете под рубрикой «Дневник съезда» этот эпизод был воспроизведен так: «Под звуки военного оркестра в зал входит сводная делегация частей московского гарнизона. Но оркестр заглушен шумными приветствиями съезда. Громкое “ура”. Выстроившихся в проходе курсантов и красноармейцев забрасывают цветами» (Литературный Ленинград. 1934. 24 августа. № 42).

…делегация московского гарнизона… ошалелые «писатели» что-то кричат и бросают в них фиалками и розами…

…не успел в них хорошенько разобраться… это довольно распространенное в эмиграции суждение было впервые высказано З. Н. Гиппиус… – Адамович имеет в виду статью «Литературная запись. Полет в Европу», в которой Гиппиус писала: «Горький отравлен тайной, вполне безнадежной, любовью, которая, как змея, источила всю его жизнь. На заре туманной юности он влюбился… в “культуру”. Ужаснее этого с ним ничего не могло случиться <…> Любовь к “культуре” при полной к ней неспособности – недуг, выедающий, сжигающий не только талант писательский, но и душу человеческую» (Современные записки. 1924. № 18. С. 131. Подп.: Антон Крайний). Такое мнение впрямь было широко распространено, встречаясь у эмигрантов самых разных политических воззрений, например, у Л. Троцкого в некрологе на смерть Горького (1936): «Глубже всего в этом необыкновенном самоучке сидело преклонение пред культурой: первое, запоздалое приобщение к ней как бы обожгло его на всю жизнь. Горькому не хватало ни подлинной школы мысли, ни исторической интуиции, чтоб установить между собой и культурой должную дистанцию и тем завоевать для себя необходимую свободу критической оценки. В его отношении к культуре всегда оставалось немало фетишизма и идолопоклонства».