Несмотря на проявленный его офицерами энтузиазм, сам Ланрезак считал этот приказ «почти сумасшествием» и заявлял об этом во всеуслышание. Развернуть 5-ю армию на запад — значило подставить под удар противника открытый правый фланг. Он настаивал на выходе из зоны боев и отступлении к Лану. Затем, как считал он, следовало создать прочную линию обороны, и только после этого можно с уверенностью переходить к контратакам. Жоффр же требовал от него повернуть полуразбитую армию почти в обратном направлении, сделать сложный маневр, очень опасный в данной ситуации, учитывая нависшую угрозу справа. Начальник штаба армии Шнейдер попытался разъяснить всю трудность создавшегося положения полковнику Александеру.

«Как! — воскликнул Александер. — Ну что может быть проще? Сейчас вы обращены к северу, а мы просим лишь повернуть на запад и атаковать Сен-Кантен». Он вытянул вперед руку, растопырив пальцы, как бы показывая движение пяти корпусов, и затем описал ею в воздухе полукруг.

«Не говорите чепухи, полковник!» — выпалил, не сдержавшись, Шнейдер.

«Ну что ж, если вы не желаете что-либо предпринять...» — закончил полковник, презрительно пожав плечами. Ланрезак, наблюдавший эту сцену, вышел из себя и долго и подробно, и не совсем тактично, высказал свое мнение о стратегии главного штаба. В это время он чувствовал такое же недоверие к главному штабу и Жоффру, какое и они к нему. На одном фланге армии Ланрезака находился независимый генерал-иностранец, отказывавшийся от совместных действий, а на другом — никого (группировка Фоша начала свое формирование лишь через два дня, 29 августа), а верховное командование требовало перехода в контрнаступление.

Естественно, что нервы Ланрезака были напряжены до предела. Ему поручали дело, которое могло повлиять на судьбу Франции, но он уже не верил в правильность решений Жоффра, поэтому, облегчая свою душу, давал волю чувствам, разражаясь язвительной бранью. Этим он славился еще до войны. Ланрезак не стеснялся в выражениях, изливая свое презрение к Жоффру, называя его «сапером», «инженеришкой». «Я застал генерала в окружении нескольких офицеров, — писал один офицер, пришедший к нему по делу. — Казалось, он был чем-то сильно недоволен и бросал крепкие словечки. Генерал не жалел красок, ругая главный штаб и наших союзников, которые, видно, сильно ему досаждали. Судя по всему, Ланрезак хотел, чтобы его оставили в покое, с тем чтобы отступить сколько нужно и, дождавшись своего времени, вышвырнуть немцев туда, откуда они пришли». «Я ужасно разволновался, и это видели офицеры моего штаба», — признался сам Ланрезак. Дать волю гневу на глазах подчиненных — это, по мнению главного штаба, было уже само по себе плохо, в довершение всего он публично высказал критику в адрес верховного командования. Жоффр уже подсчитывал дни Ланрезака на посту командующего армией.