Переговоры упирались в проблему, справедливо поднятую СССР: обеспечение прохода советских войск через территорию Польши, которому она упорно противилась. Думенк решил послать в Польшу своего представителя, капитана Бофра, с тем чтобы тот попытался переубедить поляков. В воскресенье, 20 августа, генерал Мусс, военный атташе Франции в Варшаве, отправил ответ Думенку в телеграмме, содержание которой отвечало настроениям в военных кругах:
В то же воскресенье Гитлер написал письмо
Гитлер предлагал 22-го или максимально 23 августа, направить в Москву Риббентропа. Ответ пришел в тот же день. Сталин соглашался встретиться 23 августа. Гитлер воскликнул:
В понедельник, 22 августа, Гитлер вызвал к себе в Оберзальцберг всех военачальников. На этой необычной встрече в течение многих часов говорил Гитлер, а все остальные молчали, им даже было запрещено делать записи. Речь шла о войне с Польшей, войне беспощадной. День «X» — начало наступления — был намечен на 26 августа.
Во вторник, 23 августа, в день подписания германо-советского пакта, в Париже генерал Гамелин выступил перед собравшимися членами французского правительства. Он утверждал, что французская армия во всеоружии, а польская может противостоять немцам в течение, по крайней мере, шести месяцев.
Французский генерал, который через несколько дней скажет публично:
Политические сообщения глава французской разведки полковник Риве получал из менее надежных источников. Французский Генштаб и разведка отмечали, что Министерство обороны снабжает их тенденциозной и туманной информацией: среди немецкого населения циркулируют слухи… Генерал Хальдер собирается подать в отставку… Гитлер серьезно болен… Сам Риве, работавший в Варшаве военным представителем, был высокого мнения о храбрости поляков, не понимая, что воинская доблесть не заменит танковых дивизий.