Речь не идет о рациональных расчетах или прагматических соображениях в оценке тех или иных периодов истории. Высокий уровень согласия и позитивных оценок периода правления Путина не предполагает критического анализа его деятельности или разбора и понимания стратегии его правительства. Речь идет именно о символических компонентах конструкции реальности, куда вписывается образ Путина как «доброго правителя».
У 86 % опрошенных нет представлений о том, куда движется страна, или они очень смутные и туманные (декабрь 2009 года). Верят правительству («у него есть программа выхода из кризиса») всего 30 % респондентов, а 70 % полагают, что у правительства нет ясного представления относительно того, что оно может или должно делать в ситуации настоящего кризиса. Соответственно, у респондентов очень велика неопределенность в вопросах о том, справится ли оно с кризисом или нет: 31 % полагает, что справится, 45 % – «может быть, да, а может, и нет», 24 % опрошенных настроены пессимистически и не верят в дееспособность руководства страны.
Приводимая композиция мнений говорит лишь о том, что конструкция и определения реальности, включающие в качестве одного из компонентов «принцип надежды», более устойчива и значима, нежели актуальные оценки действий властей. Или по-другому: функциональное значение властей в качестве фактора устройства реальности более важно, нежели способности конкретных начальников эффективно решать текущие задачи.
Сознание невозможности повлиять на принятие политических решений, («невозможность» действия, участия, неверие в изменение коллективных условий существования, а вместе с тем – отказ от ответственности за происходящее во всех сферах, кроме семьи) детерминировано как принудительным, внешним, не зависящим от индивида характером скорее нежелательных изменений[358], так и чувством проигравших, несоответствием завышенных или необоснованных ожиданий от будущего, рождающих зависть и подавленную агрессию.
Поэтому «успешность» жизни (фундаментальная разметка жизненных циклов и временные ориентации на смысловые значения тех или иных периодов или фаз) определяется кругом рутинных или традиционных отношений и репродуктивных проблем – создания семьи и воспитания детей, которые не требуют специфического знания или специальных умений, предполагаемых современным обществом и образованием (как утверждал Чацкий: «Но, чтоб иметь детей, / Кому ума недоставало»). Индивидуалистические планы и устремления (профессия, карьера, самоусовершенствование, физкультура), равно и общественная деятельность, то есть более сложные формы мотивации и социальных взаимодействий, пусть даже в декларативном виде, характерны лишь для ограниченного числа респондентов – примерно для 10–12 %. С некоторой осторожностью эту долю опрошенных можно отождествить с обладателями накопленного социального и человеческого капитала. При этом уровень удовлетворенности сложившимися гемайншафтными отношениями в общем и целом в 1,5 раза выше, чем действиями в тех областях, где ставились более индивидуалистические цели и задачи – скажем, добиться «профессионального мастерства», успехов в учебе или заняться «самовоспитанием».