Очевидец вспоминал, как из-за фольварка внезапно появились группы лошадей – причем как будто бы без седоков, и их количество возрастало в геометрической прогрессии. И тут немцу вспомнилась Восточная Пруссия, где ему уже приходилось встречаться с казаками, и он закричал о том, что это казаки и начинается конная атака. Со всех сторон раздавались крики: «Огонь!», «Они висят на боках своих лошадей!», «Держаться!». Все, кто мог держать оружие (включая раненых), открыли огонь – стоя, лежа, с колена. Пулеметы также открыли огонь, осыпая атакующих кавалеристов градом пуль.

Всадники появлялись в сомкнутых строях и, рассыпавшись «как развязавшийся сноп», мчались на пехоту – казаки с пиками в руках, гусары с обнаженными шашками. Часть кавалерии повернула на фольв. Сцеты. Впереди с высоко поднятыми шашками скакали два офицера, один на белом, другой на караковом коне. Немец отмечал: «Эти подробности до сего времени живы в моей памяти… позади нас на пригорке стояли в сомкнутых строях резервы. Ими открыт был поверх наших голов огонь, причем часть пуль, к несчастью, попадала и в наши ряды. Мне и сейчас еще слышатся крики: «Огонь! Огонь! Беглый огонь!». Затем команды: «Лечь! Встать! Принимай их на штыки!..» И все в это время стреляло так, что стволы винтовок раскаливались…»

Очевидец отметил полевой галоп мчавшейся ураганом кавалерии, «дикие сарматские лица» всадников и острия страшных пик. Немцами «овладел ужас», и «волосы встали дыбом». Все, что они могли делать, – это стрелять, пытаясь подороже продать свои жизни. Офицеры напрасно подавали команду «ложись» – близость страшной опасности заставила всех, кто пока еще мог, вскочить на ноги.

«Однако наш ураганный огонь косил мчавшуюся навстречу своей гибели русскую кавалерию…То здесь, то там высоко подымалась на дыбы и опрокидывалась лошадь; попав под пулеметный огонь в упор, падали или спрыгивали с подбитых лошадей всадники, лошади закидывались, падали, неслись, взбесившись, не слушая повода, в разные стороны, внося беспорядок в собственные ряды»…

Рядом с автором этих воспоминаний казак пикой пробил его сотоварища и волочил его, пока сам не упал с лошади, сраженный несколькими пулями.

«Некоторым удалось проложить себе путь сквозь нашу цепь; они доскакали до наших резервов… Часть атакующей конницы прорвалась сквозь фольварк Сцеты, повернув затем на запад, в направлении на Швелице…

Казаки и гусары пожертвовали собой во имя спасения своей… пехоты… В этот день мы прониклись уважением к русской коннице¹²⁸.

Комбат 229-го резервного пехотного полка также отметил: «И теперь еще холодеет у меня кровь в жилах, когда встает в моей памяти зрелище атаки обрекшей себя на смерть конницы. Как на арене развернулась перед моими глазами эта атака на протяжении едва ли больше двух минут»¹²⁹.