Заключило конференцию выступление Юрия Орлицкого (Москва) «Гаспаров и поэты-„формалисты“ конца ХX века (по неопубликованным материалам)»[369]. Собственно, главным героем доклада стал один-единственный «формалист» — Александр Михайлович Кондратов (1937–1993), человек многообразных талантов, лингвист и биолог, специалист по дешифровке древних рукописей и автор множества научно-популярных книг, а также «экспериментальных» стихов. Орлицкий прочел четыре неопубликованных письма Гаспарова к Кондратову. В письмах этих, изысканно учтивых, Орлицкий усмотрел доказательства симпатии Михаила Леоновича к поэтическому творчеству Кондратова, а в том факте, что однажды уже в новейшее время Гаспаров, выражаясь словами светской хроники, «был замечен» в одном из клубов на некоем новаторском поэтическом мероприятии, — подтверждение серьезного интереса Гаспарова к авангардной поэзии. Однако тезис этот немедленно был опровергнут авторитетным свидетелем: Татьяна Скулачева, проведшая рядом с Гаспаровым последние годы его жизни, темпераментно заверила, что в клуб они с Михаилом Леоновичем попали случайно, что «экспериментальные» стихи «поэтов-формалистов» вроде Кондратова М. Л. читал с глубокой тоской, а отзывы на них сочинял из чувства долга, ибо вообще никому никогда в отзывах не отказывал, и вежливая их форма вовсе не означает реального одобрения. Орлицкого, впрочем, эти аргументы, кажется, не убедили, — в отличие от остальных слушателей.

ГАСПАРОВСКИЕ ЧТЕНИЯ — 2012 (ИВГИ РГГУ, 20 апреля 2012 года)[370]

ГАСПАРОВСКИЕ ЧТЕНИЯ — 2012

(ИВГИ РГГУ, 20 апреля 2012 года)[370]

Третий день Гаспаровских чтений по традиции был отведен «неклассической филологии».

Открыл его доклад Веры Мильчиной «Из истории газетных мистификаций: раздел Франции, 1838»[371]. Речь шла о выпущенной в Лондоне в июле 1838 года брошюре «Галльская конфедерация». В ней изложен план раздела Франции на 18 государств с разным политическим устройством (как монархическим, так и республиканским), которые объединятся в конфедерацию, управляемую сеймом, куда все эти государства пошлют своих представителей. План этот, якобы выработанный тремя абсолютными монархами: российским, австрийским и прусским, подан в брошюре как реальный документ с датой и номером, выкраденный из санкт-петербургского императорского архива. Казалось бы, одного лишь финала этого документа, где предлагается выплатить 30 000 рублей за составление плана некоему Ивану ***, достаточно, чтобы понять: перед нами подделка, антирусский памфлет. Тем не менее сначала английские, а затем французские газеты в течение всей последней декады июля 1838 года активнейшим образом обсуждали план раздела Франции. Журналисты, как правило, сходились на том, что, скорее всего, этот план — мистификация, но руководствуясь логикой «нет дыма без огня» и опираясь на такие реальные исторические прецеденты, как раздел Польши в конце XVIII века, допускали, что какая-то реальная основа у плана галльской конфедерации была. Впрочем, реакция на план раздела Франции зависела прежде всего от политической позиции пишущего. Легитимисты, симпатизировавшие России, напоминали, что в 1814 году именно Россия в лице императора Александра защищала целостность побежденной Франции; противники абсолютизма, напротив, напоминали о регулярных встречах, на которых северные монархи вырабатывали планы совместной борьбы с «революционной заразой» (одна из таких встреч как раз в июле 1838 года происходила в Теплице, и, по-видимому, именно к ней была приурочена публикация брошюры). Таким образом, фантастический план-памфлет создавал если не альтернативную, то параллельную политическую реальность, воспроизводившую в своего рода кривом зеркале характерные черты реальности невыдуманной.