Константин Поливанов (Москва — Тарту) прочел доклад «Цикл „Болезнь“ Б. Л. Пастернака»[394]. Главным тезисом доклада стало предположение, что весь этот цикл, и в частности третье стихотворение цикла («Может статься так, может иначе…»), — это опыт лирического освоения современных политических событий. Личную болезнь поэт сопоставляет с болезненными явлениями современной жизни. Болезнь — это не только недомогание лирического субъекта; болезнь — это вся эпоха 1918–1919 годов. Когда в первом варианте седьмого стихотворения («Мне в сумерки ты все пансионеркою…») он ставит в один ряд замужество возлюбленной и «шум машин в подвалах трибунала», то понять эти строки в полной мере можно, только если знать, что в подвалах расстреливали людей, а двигателями автомобилей заглушали звуки выстрелов. Обращение к этому политическому пласту позволяет понять образы, без этого остающиеся загадочными. Так, Поливанов объяснил, откуда в сугубо московском цикле взялись пихты и ели — они пришли из собственных воспоминаний Пастернака о возвращении в Москву в марте 1917 года, после того как на уральских заводах узнали о разразившейся революции; воспоминания эти он много позже запечатлел в автобиографическом очерке «Люди и положения». Здесь также фигурирует морозная ночь, а кроме того, ямщик и «ямской стан в лесу, совершенно, как в сказках о разбойниках», и все это пробуждает ассоциации с «Капитанской дочкой», где сближены бунт и буран (сближение, которое переняли у Пушкина для своих повествований о революции также Блок и Булгаков). Политическому прочтению поддается и строка: «а другой, в высотах, тугоух»; помимо целого пучка поэтических ассоциаций (с Лермонтовым, с финалом «Облака в штанах», с собственным «Определением поэзии») эта строка об отсутствии отклика сверху — еще один случай лирического освоения политики (близкий к констатации: «здесь, над русскими, здесь Тебя нет» в стихотворении 1917 года «Боже, ты создал быстрой касатку…»). Впрочем, слова «ночь тиха» пробуждают и еще одну ассоциацию — с немецким рождественским гимном «Stille Nacht». Важное добавление к этому финалу доклада сделала Елена Михайлик: она напомнила об эпизоде Первой мировой войны (для Пастернака в момент написания цикла «Болезнь» — совсем близкого прошлого), когда солдаты противоборствующих лагерей хором пели эту немецкую песенку во время перемирия, наделяя ее таким образом способностью остановить войну.