Таким образом, русскому гению предназначается в будущем победа над всем миром, – но победа не с оружием в руках, а любовью, милосердием, состраданием и самопожертвованием.

Интересно то, что такое будущее кельтско-славянской расы, такое объединение и овладение миром предсказывается и другими народами и с совершенно иной точки зрения.

А. Фуллье говорит следующее: «Со времени средних веков наш (кельтский, французский) тип увеличился на одну сотую в сторону широкого черепа, – рост уменьшился, цвет сделался более темным. Таким образом, мы снова становимся все более и более кельто-славянами и «туранцами», какими мы были до появления галлов. Между тем как количество и влияние так называемого арийского элемента все более и более уменьшается среди нас, – явление, приводящее в беспокойство антропологов. Но оно происходит у всех других европейских народов, хотя на северо-западе с меньшею интенсивностью и быстротою. Происходит, так сказать, общее и медленное обрусение Европы, включая сюда даже и Германию: это своего рода самопроизвольный панславизм или панкельтизм»[118].

Душевная жизнь складывается главным образом из двух важнейших факторов: рассудка и чувства. Наша жизнь, наша произвольная деятельность, наша воля есть диагональ двух духовных сил: разума и чувства. «Хочу» и «должно». Идеал современной культурной жизни: господство разума над чувствами. Чувства, страсти, эмоции должны подчиняться решению разума. Долг выше желания. Долг выше всякого чувства. Всякая субъективность преклоняется пред объективными требованиями.

Но чувства, эмоции, страсти двух сортов: высшие – добрые и низшие – нечистые, грязные, животные. Вопрос в том, что выше в жизни: разум или доброта, справедливость или милосердие, сострадание или самопожертвование.

Проявление разума, знания и применение их у западных культурных народов выше, чем у русских славян. В этом отношении мы уступаем им. Мы слишком молоды. Наши практические приемы еще слишком юны. Наш широкий ум, бесспорно стоящий выше и шире ума практического западного специалиста, еще не приобрел всех тех познаний и не приобщился ко всей той полезности, которая создается хотя и узким, но утилитарным умом западного специалиста. Но этот западный ум – холодный, эгоистичный, человеконенавистнический. Он слишком подавляет добрые чувства. Он смеется над самопожертвованием. Он презирает милосердие и сострадание.

Живя умом, европеец не понимает бескорыстного самопожертвования русских при освобождении греков, румын, сербов, болгар, грузин… Вот это ему кажется смешным и глупым.