Анекдотический «механизм», по сути дела, мы обнаруживаем и в распре Вольтера и де Бросса.
Срубленные деревья[578] осердили нетерпеливого Вольтера; он поссорился с президентом, не менее его раздражительным. Надобно видеть, что такое гнев Вольтера! Он уже смотрит на де Бросса, как на врага, как на Фрерона, как на великого инквизитора. Он собирается его погубить: «qu'il tremble! – восклицает он в бешенстве – il ne s'agit pas de le rendre ridicule: il s'agit de le deshonorer!».[579] Он жалуется, он плачет, он скрежещет… а всё дело в двухстах франках. Де Бросс с своей стороны не хочет уступить вспыльчивому философу (…) и оканчивает письмо желанием Ювенала: Mens sana in corporesano (XII, 77–78).[580]
Срубленные деревья[578] осердили нетерпеливого Вольтера; он поссорился с президентом, не менее его раздражительным. Надобно видеть, что такое гнев Вольтера! Он уже смотрит на де Бросса, как на врага, как на Фрерона, как на великого инквизитора. Он собирается его погубить: «qu'il tremble! – восклицает он в бешенстве – il ne s'agit pas de le rendre ridicule: il s'agit de le deshonorer!».[579] Он жалуется, он плачет, он скрежещет… а всё дело в двухстах франках. Де Бросс с своей стороны не хочет уступить вспыльчивому философу (…) и оканчивает письмо желанием Ювенала:
Исчерпав анекдотическую ситуацию, обещанную читателю в начале статьи, Пушкин, казалось бы, должен был здесь остановиться.
Но забавный случай для него, пожалуй, не более чем затравка, чтобы сообщить анекдот куда более невеселый. Недаром как бы между прочим, но с самого начала в журнальной статье было упомянуто о превратностях взаимоотношений фернейского философа с прежним своим учеником, Северным Соломоном.[581] В кратком эпилоге своей статьи редактор «Современника» a propos рассказывал, как, вступив сначала по досадной неосторожности, а потом по природной запальчивости в печатную полемику (впрочем, на невинную литературную тему) с прусским королем, философ был ошельмован, лишен звания камергера и выгнан из Пруссии после нескольких дней ареста.
Соблюдая необходимую противоцензурную «деликатность», Пушкин отмечает в данном случае только «вину» Вольтера:
Что влекло его в Берлин? Зачем ему было променивать свою независимость на своенравные милости государя, ему чужого, не имевшего никакого права его к тому принудить?.. (XII, 80).
Что влекло его в Берлин? Зачем ему было променивать свою независимость на своенравные милости государя, ему чужого, не имевшего никакого права его к тому принудить?.. (XII, 80).