Глубокое равнодушие к судьбам чужих для него людей и стран позволяет ему быть эффективным, умело используя и передергивание фактов, и натужное морализаторство, и имитацию объективности. Подробнейший разбор его «творческой лаборатории» был дан Сергеем Смирновым в книге «Времена лжи с Владимиром Познером»: «Каждая глава посвящена определённой передаче. Даётся подробный разбор: о чём говорили, как говорили, где звучит откровенная ложь, где передёргивания потоньше, где умелая подмена понятий, а где беспардонное затыкание рта».

Таким образом, Познер остался высокоэффективным пропагандистом, использующим в качестве одного из действенных приемов «промывания мозгов» демонстрацию личного раскаяния.

Говоря о своей работе в системе советской пропаганды (уже, разумеется, после ее распада), он с профессиональным пафосом возвещает: «Утверждаю, что лучшие свои годы, свою молодость отдел неправому делу». Он каялся так часто и так картинно, что обогатил фольклор фразой «Лучше Познер, чем никогда», – и демонстрация раскаяния стала, судя по всему, частью его личности.

Весьма характерно его заявление, что он очень долго не мог простить своего отца не только за само возвращение в Советский Союз, но и за то, что тот до конца жизни так и не счет это ошибкой.

Кающийся почти по любому поводу Познер не мог простить своего отца, похоже, в том числе и просто за то, что тот не стал каяться и не уподобился тем самым своему сыну. Представить себе, что отец мог делать это не из упрямства, а по убеждениям, потому что действительно считал Советским Союз более подходящим для своей семьи место, чем Запад, Познер, похоже, просто не в состоянии.

Умело производя впечатление выдающегося профессионала и патриарха журналистики, Познер оставил глубокий и фатально недооцениваемый в современной России отпечаток на всем журналистском сообществе, а значит, – и на всем нашем коллективном самосознании.

Именно Познер, насколько можно судить, сыграл ключевую роль в формировании важного журналистского стандарта – восприятия недоверия к власти в качестве непременного критерия профессионализма. Он ярко выразил это, отвечая на вопрос о своем отношении к Путину: «Владимир Владимирович представляет власть, а я привык относиться к ней с недоверием. Профессия не позволяет поступать иначе.»

Недоверие уравновешенного, демонстративно сторонящегося крайностей «патриарха» и «академика телевидения» (хотя, конечно, не только его, но и многих других его единомышленников из либерального клана) в массовой журналистской культуре вылилось к проповедь враждебности журналиста к власти как главного (а порой и единственного) критерия его профессионализма.