Драматургия освещения, драматургия света. Синагога ─ дом Книги. Но скульптура и живопись, краски и камни ─ это Святой Стефан, это Кельнский собор, это ─ даже менее известная Мраморная церковь в Копенгагене. В Мраморной церкви Копенгагена я сидел и слушал проповедь священника на непонятном мне датском языке ─ языке королей и принцев Гамлетов. Тут надо дополнить ─ Мраморная церковь Копенгагена расположена неподалеку от королевского дворца. Когда замок королей был в городке неподалеку от Копенгагена ─ Хельсинхор, который Шекспир неточно назвал Эльсинор, заимствуя из неточного французского перевода. Хельсинхор ─ городок, расположенный на берегу узкого пролива, отделяющего Данию от Швеции, через который за одну ночь датские христиане спасли своих еврейских сограждан от немецких христиан, в отличие от латышских, литовских, украинских и прочих "братьев по вере". Дело, значит, не только и не столько в вере, сколько в том самом рембрандтовском Божьем освещении. Философ и атеист Гамлет, правда, понимает эти проблемы несколько иначе. "Что нового, ребята?" ─ спрашивает он Гильденстерна и Розенкранца. "Ничего нового, если не считать, что в мире завелась совесть". "Значит, конец света", ─ отвечает Гамлет.

Нацизм, в отличие от большевизма в России, не тронул национальной структуры немцев, не разрушил нажитую веками психологию и материальные навыки. Он возвысил национальную гордость немцев, всего лишь освободив их от тяжелых вериг совести. Национал-социалистический пророк Гитлер вывел немецкий народ из Божьего рабства и превратил его в лишенных совести вольных разбойников. Поэтому немецкая и интернациональная чернь, в основном из низов и среднего сословия, которой особенно обременительно Божье рабство, молилась и будет еще века молиться своему пророку-избавителю, но эта молитва не успокоит, а сделает ее еще более злобной и неврастеничной. Только Божьи вериги совести могут успокоить. Рай человека ─ его спокойная совесть. Иного рая нет. В блаженный легкий рай я не верю, да и само сознание ─ в жизни тяжелая ноша. Потеря сознания приносит облегчение. В Мраморной церкви Копенгагена я сидел и слушал проповедь на непонятном языке. Я понял только два слова из длинной проповеди датского пастора. Первое слово ─ Христос, второе слово ─ Аушвиц.

Берлин, 2000-2002 гг.