«Искусство – это дар». Знаменитая двуликая формулировка Льюиса Хайда: это то, что художники дарят другим, не ожидая вознаграждения, а также то, что авторам приходит в дар из загадочных источников. Искусство не исходит от тебя, им невозможно обладать, оно проходит сквозь. Возможно – и это упирается в древнюю веру в божественное вдохновение, – но давайте посмотрим под другим углом. Допустим, оно проходит сквозь тебя, но при этом именно через тебя. Не через кого-то другого. Только ты находишься внутри происходящего; ты учился быть к этому восприимчивым. Что касается другого аспекта, в котором искусство – это дар: да, так и есть – это то, что дается бесплатно. Пиратство – не «дарение». Если художники хотят безвозмездно отдавать свои работы, то решать это должны они сами, а не интернет.

Последний аргумент, мой любимый. «Ничто не ново, все придумано до нас». Это банальность, которая выросла до размеров глупости. Мнение, что новые творения строятся на существующих, что ничего никогда не бывает полностью оригинальным, уже давно стало клише, доказательством чего, как и следовало ожидать, являются высказывания Ньютона о том, что он «стоял на плечах гигантов», и изречение Т. С. Элиота (хотя это не совсем то, что он сказал), что «все поэты заимствуют». Но технари-философы ухватились за эту мысль и раздули ее так, будто ничего никогда не бывает оригинальным, что созидание означает – исключительно! – перекомпоновку уже существующих элементов. Интересно, как же нам удалось прогрессировать со времен первой картины в первой пещере? Эти аргументы они подкрепляют понятием «мем», предполагающим, что элементы культуры передаются из сознания в сознание точно так же, как гены передаются от организма к организму. Но теория мема (если ее вообще можно так назвать) не признает, что разум, в отличие от организма, способен целенаправленно изменять то, что в нем содержится: иными словами, речь идет о мышлении. Мы не просто пассивно передаем идеи и образы; мы оцениваем их, изменяем и создаем новые. Или, по крайней мере, можем это делать.

В любом случае, в этой связи неизбежно добавляется один и тот же пример художественного заимствования: присвоение Шекспиром описания Плутарха, в переводе сэра Томаса Норта, о прибытии Клеопатры на первую встречу с Марком Антонием. Этот пример приводится постоянно, потому что он самый наглядный – по крайней мере, из Шекспира – и потому что люди, которые его цитируют, очевидно, не удосуживаются на самом деле его изучить. Можно сказать, что это мем, передающийся из одного мозга в другой без участия мышления. Даже Льюис Хайд, который на самом деле уж точно должен разбираться в вопросе, отмечает, что «описание Шекспира скопировано почти дословно». Так что давайте сравним их. Вот Плутарх: «…на ладье с вызолоченной кормою, пурпурными парусами и посеребренными веслами, которые двигались под напев флейты, стройно сочетавшийся со свистом свирелей и бряцанием кифар»[121].