***

Мы зашли в Успенский собор Владимира во время богослужения – была возможность сразу же поклониться княжеским и архиерейским гробницам в северном и южном приделах. Вот только вокруг бродили зевающие иностранцы вместе с родственными им по духу россиянами. При них было как-то даже неловко креститься и делать поклоны. Душу наполнило тягостное ощущение духовной оккупации. Это не татары, которые лавиною вламывались в собор, жгли и убивали, а потом так же быстро убирались в свои степи. Эти могут струиться сюда до скончания века – бесконечным непрерывным потоком, лишая святое место благоговейной атмосферы, оскверняя святыни своим презрительным равнодушием ко всему духовному, терзая души православных паломников.

Впрочем… пусть они и на нас смотрят, зевая, пусть и мы будем для них вместе с этими гробницами "пережитками прошлого". Их презрительные усмешки мы как-нибудь переживем. Хозяева в этих древних стенах – святые благоверные князья, давно уже соединившиеся с Господом. И мы пришли к хозяевам. Так на кого еще оглядываться?

Плохо, что на святом месте мы, православные, по одиночке плаваем в мутных лужах интуризма и перестаем друг друга чувствовать, узнавать. Мы трагически разобщены, туристическая оккупация мешает нам ощутить себя единым народным организмом, мешает слиться в молитве. Опять появляется мрачный призрак духовной разобщенности, некогда погубившей Русь. Так не должны ли мы проявить хотя бы тысячную долю той твердости, которая требовалась нашим дедам исповедникам, противостоявшим безбожной стихии мира?

Мы покидали собор, надеясь после обеда, когда не будет богослужения, помолиться у стоящих на вскрытии мощей св. кн. Андрея, св. кн. Глеба (его сына) и св. кн. Георгия. Но нас постигла совершенно ошеломляющая неожиданность: теперь, чтобы пройти в храм, требовалось купить билет в музейной кассе… Разве разделился собор? Вот он стоит: огромный, цельный, монолитный. Но это лишь видимая монолитность. Святыню разделили на два совершенно разнородных объекта: до обеда – храм, после обеда – музей. И тогда все наше утреннее ворчание показалось совершенно беспричинным – не знали еще, как бывает. Вторая неприятность ожидала нас, когда, купив музейные билеты, мы зашли в собор. Доступ к мощам был перекрыт красноречиво натянутым шнуром.

Бабулька в рабочем халате сурово пресекала робкие попытки некоторых посетителей (туристов? поломников?) проникнуть за ограждение. Было решительно невозможно понять, где она работает, в храме или в музее? Но вот мы заметили серьезного бородатого мужчину, который сидя за столом, изучал какие-то бумаги. Одет он был так же по-рабочему, но что-то было в его облике православное, наше. Я нерешительно подошел к нему и спросил: