Причем священник Преображенский, по поводу замеченной им в камере Библии и Св. Евангелия, коснулся в разговоре со мной о том, что чтение Библии и Св. Евангелия мало верующими и незнакомыми основательно с догматами православной церкви, без предварительного чтения учений о боге – Иисусе Христе как спасителе мира и его апостолах, не может повлиять на душу заблудшего так, как бы чтение других духовных сочинений, издаваемых при С.-Петербургской духовной академии, как, например: «Христианское чтение», «Историко-критический обзор новейшего западноевропейского социализма» и проч.

Ввиду того что до сих пор заключенным в Алексеевском равелине и в Трубецком бастионе осужденным ссыльнокаторжным арестантам, как находящимся в разряде испытуемых, кроме Св. Евангелия и Библии, не даются для чтения никакие другие духовно-нравственные книги, долгом считаю о таковом заключении о. Сергия сообщить Вашему Превосходительству на тот конец, не последует ли распоряжения на дозволение сказанным арестантам-каторжникам давать для чтения кроме Библии и Св. Евангелия и другие священные или духовно-нравственные книги по выбору допускаемого к ним священника».

Ходатайство коменданта было удовлетворено, и круг чтения заключенных расширился; к Евангелию были прибавлены духовно-нравственные и душеспасительные книги. Итог совсем небольшой!

Перед Пасхой 1883 года узники равелина решили произвести организованное нападение на крепостного священника.

25 февраля комендант писал Плеве:

«Из числа заключенных в Алексеевском равелине государственных преступников десять человек, а именно: Михайлов, Поливанов, Клеточников, Исаев, Морозов, Фроленко, Иванов, Баранников и Тетерка – православного вероисповедания и Ланганс – лютеранского, желают исполнить обряд говения в предстоящем великом посту.

Предположив возложить совершение молитв, затем исповедать и приобщить означенных арестантов св[ятых] тайн, каждого порознь в своих келиях, на священника Петропавловского собора Сергия Преображенского, как допускавшегося уже в равелин для духовных бесед с арестантом Тригони, я тем не менее долгом считаю просить Ваше Превосходительство уведомить, не может ли встретиться к сему какого-либо препятствия со стороны департамента государственной полиции. Что же касается Ланганса, то ввиду того, [что] для него как лютеранина требуется стороннее духовное лицо, до сих пор никогда, как видно из дел комендантского управления, не допускавшееся, то обстоятельство это имею честь представить на разрешение г. министра внутренних дел».

5 марта Плеве уведомил коменданта, что к допущению православного священника в равелин препятствий не встречается, а допущение «лица лютеранского исповедания не признается удобным». В тот же день комендант просил священника Преображенского «принять на себя труд совершить молитвы, исповедать и приобщить св[ятых] тайн сих арестантов, каждого порознь в своих келиях, обратясь за указанием их к смотрителю равелина, и, по исполнении сего, мне доложить. Причем обязываюсь присовокупить, что арестанты, содержащиеся в равелине, не должны быть оглашаемы, и потому, если при духовных с ними беседах Вам сделаются известными их фамилии, то, конечно, сохраните это в тайне».