Так я был привлечен в коллектив, который готовил учебник по основам марксизма, рассчитанный на пересмотр старых догм и внесение серьезных корректив в идеологию для обоснования хрущёвских реформ. Впоследствии мне пришлось своей рукой внести этот тезис в новую программу партии, над которой наша группа полтора года работала в подмосковных Соснах. Последовало новое поручение: выступить на страницах «Коммуниста» с обоснованием перехода от государства диктатуры пролетариата к общенародному государству и советской демократии. Именно тогда, пусть только в дискуссионном порядке, прозвучали новые для нас понятия — постоянно действующий парламент, выборы на альтернативной основе, суд присяжных. Вот это и были наши первые шажки в направлении реконструкции политической системы.

РГ. Но тут еще никакой президентской республики не видно.

Бурлацкий. Всему свое время. Вскоре Хрущёв распорядился подготовить записку для Президиума ЦК КПСС о новой Конституции СССР. На бывшей даче Горького собрались две группы — одну, от отдела социалистических стран, возглавлял я, другую, от отдела агитации и пропаганды, — Георгий Лукич Смирнов. Люди мы были молодые, рисковые, ну и записка получилась лихая: предложили учредить всенародное избрание президента и вице-президента, парламента, Конституционного суда, суда присяжных. Когда эта записка за двумя подписями, моей и Смирнова, была представлена в Президиум ЦК, Никита Сергеевич спросил: «Это что, какие-то мальчишки хотят снять меня с поста Председателя Совмина? И перевести на пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР?» Видимо, он полагал, что в наших условиях это и есть пост президента. Впрочем, это могло быть сказано в шутку, потому что обсуждение записки возымело эффект, которого мы ждали, — подготовить развернутый проект новой конституции. Вот теперь началась по-настоящему серьезная работа, к которой были привлечены лучшие умы страны, виднейшие ученые. Мы ночей не спали, шлифуя каждую строку, тем более что из Москвы нас постоянно торопили: скорей! скорей! И вдруг, когда работа над проектом конституции была практически завершена, наступила полная тишина. Проходит день, второй, ни одного звонка из ЦК. Это был октябрь 64-го: Хрущёва сняли.

РГ. Все ясно: идея погибла…

Бурлацкий. Пожалуй, уместнее сказать: была временно похоронена.

РГ. Но разве она не была обречена даже в условиях хрущёвской «оттепели»? Готовы ли были реформаторы 60-х отказаться не только от диктатуры пролетариата, но и от однопартийной системы?