Но Вашингтон — не Будапешт. Из Будапешта не было пути обратно в Кремль. И больше того: хотя Андропов был отправлен в Венгрию в результате шахматных манипуляций Хрущева с доставшимися ему от Сталина кадрами, все же перевод с партийной работы на дипломатическую означал также своего рода ссылку для проштрафившихся либо опальных московских бюрократов. Это была первая Степень немилости, и ею широко пользовались и Сталин в ранний период своего царствования (позднее он предпочитал менее либеральные способы наказания), и Хрущев, и Брежнев, и сам Андропов, когда достиг наконец вершины Кремлевского холма. Поэтому “отлучение" от Москвы несло на себе отпечаток опалы, даже если не было личной опалой.

То было время, когда впервые, после четверти века беспрекословного подчинения сталинским указаниям, партийным бюрократам приходилось выбирать, на чью встать сторону, ибо от этого зависела вся их дальнейшая карьера. Наверху, в Кремле, шла смертельная схватка между антисталинистами и неосталинистами, которая будоражила партийные низы, принуждая их к выбору собственной позиции: теперь требовалось не слепое послушание, а стремительная идеологическая ориентация. Причем большинство правящего Политбюро (президиума) составляли сталинисты, и хотя один их них, Берия, был физически устранен через несколько месяцев после смерти Сталина, другие — Молотов, Каганович, Маленков, Ворошилов — свергли бы Хрущева четырьмя годами позже, если б не военное вмешательство маршала Жукова.

Именно эти колебательные годы после смерти Сталина были для Андропова идеологически формирующими: избранная позиция вызвала венгерскую опалу, но именно здесь понадобилось воскресить сталинские методы управления империей — сначала для усмирения венгров, а потом и других народов Восточной Европы. Тогда-то Хрущев и отдал, наконец, должное талантам Андропова, воспользовался ими и возвысил их обладателя, ибо сам, как рак, стал уже пятиться назад от провозглашенного курса десталинизации. Либеральному Хрущеву необходимо было для равновесия иметь рядом жандарма — особенно в неспокойных восточно-европейских делах. Одним из таких жандармов при нем и стал Андропов после блестящего выполнения своей миссии в Венгрии.

Когда он приехал туда, ничто не предвещало крутых подъемов в будущей карьере, и поначалу он воспринимал жизнь в Будапеште именно как ссылку. Однако, учитывая дальнейшее триумфальное возвращение Андропова в “высшие сферы" московской политической жизни, его жизнь в Будапеште можно сравнить с лежанием Иосифа на дне колодца: действительно падение, но именно с этого падения началось возвышение. Точнее, оно началось три года спустя, в 1956 году, когда Венгрию захлестнула революция: ее поражение стало личной победой Андропова.