Таким образом, высокая вероятность израильского экономического роста внушала арабскому миру серьезные опасения. “Арабам хорошо известно, — писала газета “Аль-Хайят” в мае 1954 г., — что рост численности населения на небольшой по площади территории Израиля, вне всякого сомнения, приведет к экспансии. И ясно, что осуществлять эту экспансию Израиль будет за счет своих соседей, приграничных арабских стран”. В политическом плане мир с Израилем был для арабских лидеров крайне нежелательным, а мог стать и смертельно опасным. Премьер-министр Египта Нукраши Паша был убит братьями-мусульманами только за то, что высказался за прекращение огня с израильтянами — еще до того, как Египет подписал Родосское соглашение о перемирии. Вся сирийская правящая верхушка была свергнута в результате военного переворота, будучи обвиненной в том, что она проиграла войну и подписала соглашение о перемирии. Премьер-министр Ливана Риад аль-Сольх погиб от руки убийцы по той причине, что высказался в пользу политики сдержанности — хотя его страна принимала лишь незначительное участие в арабо-израильском противостоянии. От пули убийцы погиб и король Иордании Абдаллах, вступивший с Израилем в мирные переговоры. Когда межарабские отношения ухудшались до кризисного состояния, идеи панарабизма обычно поддерживались путем нагнетания антиизраильских настроений. Начиная с 1948 г. бойкот Израиля и иные способы выражения враждебности по отношению к этой стране являлись тем надежным средством, с помощью которого можно было сохранять внешнее единство противоборствующих государств и группировок арабского мира.

В плане чисто психологическом — и это, пожалуй, самое важное — арабы просто были не в состоянии признать свое поражение перед лицом “сионистского образования”, как они называли Израиль. Мусульманская традиция джихада, непрестанной борьбы против неверных, также сыграла здесь существенную роль. Однако наиболее важными факторами следует считать гордость и самоутверждение. Подписать мирный договор значило признать, что игра кончена. Аззам Паша высказался по этому поводу со всей прямотой: “У нас есть секретное оружие, намного лучшее, чем ружья и пулеметы, — это время. До тех пор пока мы не заключили мир с сионистами, война еще не окончена, в ней нет ни победителей, ни побежденных”. Даже арабы, известные в прошлом своими умеренными взглядами, не в состоянии были снести израильской победы в 1948 г. Кей Антониус, вдова видного арабского историка Джорджа Антониуса, говорила с горечью: “До образования еврейского государства у меня было много знакомых евреев в Иерусалиме, и с некоторыми я поддерживала добрые отношения. Теперь же я готова влепить пощечину любому из моих арабских друзей, который осмелится иметь деловые отношения с евреями. Да, мы проиграли первый раунд, но война еще не закончена”. Сионисты сравнивались со средневековыми крестоносцами и современными империалистами, тогда как история арабского мира рассматривалась как непрестанное сопротивление европейскому вторжению и господству (Глава XXI). Яд и желчь, изливаемые в 1950-х гг. арабской прессой и арабскими интеллектуалами на Израиль и сионизм, на евреев — “злокозненный и вероломный народ” и на иудаизм — “змеиное гнездо коварства”, не имели прецедентов прежде, до создания Израиля. Именно такая предубежденность и враждебность позволили одному из наиболее почитаемых египетских авторов, в прошлом выходцу из Палестины, Махмуду Дервишу возложить на евреев “исторически обусловленные” грехи злобы, предательства и себялюбия. “Разве не удивительно, — писал он, — что их свойства и в наши дни, хотя живут они в разных концах земли, остаются точно такими же, как это описано в Коране. Время ничего не меняет в их натуре, но лишь усугубляет все, им присущее. Их грехи переходят от отцов к сыновьям”.