Как вспоминает Деннис Росс, начало переговоров не обещало ничего хорошего: сирийский министр иностранных дел отказался от рукопожатия с Бараком и другими членами израильской делегации. Он сохранял свою отстраненную манеру поведения на протяжении всех последующих восьми дней, даже во время неформальных прогулок по живописным окрестностям, на которые Клинтон приглашал его и Барака в попытках создать непринужденную атмосферу на переговорах. Американцев также обеспокоило и то обстоятельство, что Барак явно ужесточил свою позицию — несомненно, его начала всерьез беспокоить реакция израильской общественности на идею отступления с Голанских высот. Недавний опрос общественного мнения показал, что лишь 13 % респондентов поддерживают полный отвод войск. Теперь израильский премьер-министр заявил, что твердо намерен сохранить за Израилем полосу вдоль всего северо-восточного побережья Кинерета шириной 30 футов и соответствующих размеров плацдарм вдоль притока Иордана, реки Ярмук.

С такой же твердостью израильский премьер-министр и его военные советники требовали сохранения на горе Хермон израильской станции раннего обнаружения, которая должна была оставаться там после отхода израильтян на некий неопределенный (хотя и могущий быть предметом переговоров) период. И последнее условие, на котором настаивал Барак, заключалось в том, что Израиль должен был получить как минимум три года на завершение поэтапного отвода своих войск. Взамен Израиль готов был согласиться на размещение ограниченного сирийского контингента в трех зонах на Голанах, хотя участок сирийской территории, непосредственно примыкающей к границе между странами, должен оставаться демилитаризованным. Соответственно, воинский контингент на израильской приграничной территории также предполагался ограниченным, однако при этом речь не должна была идти о создании полностью демилитаризованной израильской зоны. Логика рассуждений Барака выглядела следующим образом: Израиль, лишившись прикрытия в виде Голанских высот, оставался более уязвимой из двух договаривающихся сторон, и потому сирийцы, получая высоты, должны были заплатить за это асимметричную цену.

Сирийский министр иностранных дел Шараа отверг все выдвинутые Бараком требования относительно обеспечения безопасности. Израиль должен вернуть его стране всю территорию в пределах границ до 1967 г., включая и требуемую израильтянами тридцатифутовую полосу вдоль берегов озера и реки. Далее, не может быть и речи о том, чтобы израильская станция дальнего обнаружения на Хермоне “оскверняла” сирийскую территорию. Хотя Шараа и признал логичность израильских рассуждений относительно демилитаризованных зон, национальная гордость сирийцев требовала, чтобы договорный процесс был полностью симметричным. Сирийский министр иностранных дел проявил аналогичную неуступчивость и по отношению к самой “сути” мирного процесса. Израильтяне настаивали на том, что мирный договор должен обеспечить полномасштабные дипломатические, торговые и туристические связи еще до того, как будет завершен отвод войск. Сирийцы категорически отвергали эту идею. Они хотели, чтобы израильтяне ушли в течение полутора лет, и лишь после этого готовы были говорить о полноценном мире, предусматривающем как дипломатические, так и прочие “нормальные” отношения. Ни присутствие Клинтона в Шепердстауне, ни его попытки принимать участие в решении стратегических и дипломатических проблем, ни его звонки президенту Асаду — ничто не могло способствовать успеху переговоров. Через восемь дней участники по взаимному согласию приняли решение прекратить встречу. К этому времени Барак и его советники осознали, что они уделяли неоправданно много внимания сирийскому направлению в ущерб развитию положений “Осло-2” и выводу войск из “зоны безопасности” в Ливане.