Национальные, экономические и социальные проблемы Испании до сих пор выводят из времен Франко, хотя после него прошло уже больше лет, чем длился его режим. Точно так же в Восточной Европе после падения Берлинской стены прошло больше лет, чем она существовала, но стена по-прежнему виновата в экономическом отставании Восточной Европы, хотя Восточная Европа не жила как Западная не только во времена советской зависимости, но и до нее. Африка привычно списывает все дурное на колониальное прошлое. Однако институциональное и экономическое отставание Испании от, например, соседней Франции существовало и до диктатуры и отчасти сохраняется после, хотя разрыв сократился: средний испанский поезд уже движется порой быстрее и точнее среднего французского, а крайне правые получают меньше голосов на испанских выборах, чем на французских.

Часто кажется, что чем более демонстративно кто-то занимается выведением пятен прошлого, тем лучше будет сейчас: как только разберемся с прошлым, наладится и настоящее. Мир переоценивает разбор прошлого как метод благоустройства настоящего. Ностальгия по диктатуре — это не свойство мертвой диктатуры, которая, как всякий мертвец, неподвижна. Это свойство современности и людей, которые живут прямо сейчас. Поэтому проблему ностальгии не решить манипуляциями с прошлым. Нужны действия в настоящем, необязательно связанные с переделкой прошлого.

На рубеже 60–70-х гг. ХХ в. в Греции диктатура полковников возникла не потому, что греки плохо выучили уроки диктатуры Метаксаса, правившего страной в 1930-х, и не из-за того, что его мало ругали в школах. А потому, что чехарда правительств в сочетании с бедностью, раздутой национальной гордостью и американской поддержкой хоть черта лысого, лишь бы назвался антисоветским, породили ситуацию, в которой группа военных среднего звена попытала счастья и на время его обрела.

А дальше новая хунта столкнулась с общественной и интеллектуальной оппозицией не потому, что людям не нравился покойный Метаксас, о котором противоречиво и неполно рассказывали в школах (он ведь не только диктатор, но и жертва фашистской агрессии Муссолини, твердо давшая ей отпор). А потому, что им были противны эти конкретные офицеры в черных мундирах и то, что они делают. В полковниках не признавали легитимную власть и политическое лицо греческой нации даже не потому, что они были авторитарны, — часто нации узнают себя, видят свое политическое и властное воплощение именно в авторитарных лидерах. А потому, что именно эти люди именно в это время, с точки зрения национального большинства, не подходили на эту роль. Даже для юго-восточной окраины европейского мира правительство узколобых полковников, спасающих страну от коммунизма и секса, было нестерпимой архаикой.