Очертания все четче. Лицо, испуганность, волосы рыжиной. Мгновение — человек тянет руку к нему. Кольцо отблескивает на пальце, обручальное. И Алексис ощущает, как его тянет вверх, к незнакомому, миг — и…

…Провал.

Человека нет. Зато есть он сам, и он в другом положении. Стоит посреди комнаты, видит коробки, а рука в крови. Алексис контролирует тело.

Вдох, выдох.

И мигом вниз, по лестнице. Он пропускает нижние ступеньки, летит на пол. Боль. Но боль моментально пропадает — вспышкой. Алексис поднимается. Бежит. В горле стучит. Коридор, второй этаж, первый. Он понятия не имеет, откуда знает, куда бежать: находит ванную, умывальник, поворот крана влево — горячая. Пар. Но он не чувствует и этого.

Скорее бы проснуться.

Алексис смывает с себя кровь, замечая ее капли на одежде. Он не понимает, откуда ощущение, что это именно кровь, а не краска или красное вещество. Тем более, раны нигде не видно. Алексис все еще помнит, как проснулся, помнит, как не мог двигаться, и человека над собой помнит, а потом… что потом?..

Пустота.

Он смывает красное с руки и смотрит, как потоки закручиваются и исчезают в сливе. Алексис натыкается взглядом на зеркало прямо перед собою и, крупно дрогнув, вскрикивает от испуга. Вскрикивает чужим ему голосом. Из зеркала на него смотрит тот самый человек с рыжими волосами.

— Как это… — шепотом.

Он ощупывает руками худое лицо с впалыми чеками, рассматривает внимательно дрожащие руки. Запястья худы — одни кости. Каким образом он мог попасть в тело другого человека? От непонимания происходящего начинает болеть голова.

«Где я вообще нахожусь? Вчера я уснул у себя дома. Похоже, что это не сон, но… Я выгляжу по-другому, нахожусь в страшном доме, и, да черт, не понимаю, что происходит», — он идет к окну, зашторенному плотной темно-красной тканью. Почему он в полутьме так хорошо различает цвета? Это странно. Все странно.

Красный не видно в темноте. Алексису известно это лучше всех.

Однако он видит.

Алексис осторожно отодвигает штору. Все воспринимается слишком реалистичным и обостренным — его органы чувств работают в разы лучше. Свет из окна оказывается резким и заставляет жмурится. Глаза, видимо, отвыкшие от дневного света, слезятся.

Он долго привыкает и только после рассматривает зелень, забор и крыши соседних домов. Незнакомо. Все это чуждо ему. Но ощущение, что он уже был здесь, не покидает раскалывающуюся от боли голову.

«Давай успокоимся и подумаем логически», — обращается он к себе же, подвигая шторы, чтобы лучше рассмотреть комнату. — «Обследуем обстановку и попробуем отсюда выйти, найдем папу и все будет хорошо».