“Это Ибо, Ибо, представь, что это Ибо!” - твердит он себе, пока толстые пальцы альфы скользят внутрь его задницы, почти хлюпают в ней. Он тянется за ними бедрами, не желая выпускать, кричит, чувствуя, как его вновь вставший член трется о простынь.

Без лишних прелюдий Безликий устраивается поудобнее меж его разведенных бедер и вводит внутрь головку, приостанавливаясь, наблюдая за поведением клиента.

Сяо Чжань вскрикивает от долгожданных ощущений, замирая, а потом волна тошноты накрывает его, когда он окончательно понимает, что этот альфа ничем не похож на Ван Ибо, глупо было бы себя убеждать в этом. Он больше его альфы, крупнее во всем, его член раздирает изнутри, но сенсорные рецепторы Сяо Чжаня обмануты, тело беспомощно перед лекарством, вызвавшим течку. Знает только сердце, знает его душа. Он выгибает спину, чтобы ебать его было удобнее. Так менее болезненно, так головка задевает простату, так он кончит поскорее, а другой рукой омега пододвигает к себе еще одну подушку, утыкается в нее лицом и начинает просто рыдать.

Но Безликий не остановится. Он будет продолжать, потому что является профессионалом, будет совершать ритмичные глубокие толчки в текущую задницу, пока оргазм не накроет его клиента. Потому что в анкете, где были почти все прочерки, стояли две галочки напротив полей:

“Не обращать внимание на мольбы, кроме стоп-слова “красный””;

“Не обращать внимания на слезы”.

Прошло полгода. Раз в месяц Сяо Чжань посещал “Дельта-Вегу”, где снимал на час одного и того же альфу, Безликого. Он действительно не видел его лица. Знал только, что у него горячие волосатые широкие руки, низкий голос, он знал, что альфа во время секса ведет себя крайне тихо, что его запах, смешиваясь с феромонами Ибо - хотя бы не воняет, что у него волосатая грудь и сильное тело, способное ритмично вбиваться в него столько, сколько это будет нужно. Он ничего больше не знал о нем, и не хотел.

Иногда его посещали мысли на грани суицидального отчаяния, что, получается, такой и будет вся его дальнейшая жизнь? Редкий секс раз в месяц с проституткой и бесконечное, всепоглощающее отчаяние? Такое накатывало обычно по вечерам, когда он оставался в своем огромном доме один. Тогда он напивался в кабинете, или вспоминал Оскара. Казалось, старому альфе было легче, чем ему, справляться со своим одиночеством, хотя омега был просто уверен, что, кроме его отца, у Оскара не было больше никого и никогда.

“Оскар жил мною. Растил меня, заботился обо мне - и моя жизнь заменила ему его собственную”, - думал мужчина. Таким образом, мысли о детях стали все чаще посещать его. Если он не может иметь своих, тогда, может, усыновить ребенка? Но потом он смотрел на себя в зеркало - и чувствовал, что не достоин быть отцом, во всяком случае, нести эту миссию в одиночку. В нем не было силы для ребенка, один он бы с таким не справился.