— Значит, всё это время ты знал, о том, что мы…

— Да. Он сказал мне, ещё когда был жив. То есть, нет! Я сам догадался, а он подтвердил.

— И все пятнадцать лет портрет был у тебя, и ты не сказал никому ни слова?

— Я даже Сириусу не говорил. Об этом знаем только мы с Дамблдором. Ну, ещё и, конечно, мастер, который изготавливал портрет. Хотя, думаю, в Министерстве о нём уже давно забыли. Ты ведь знаешь, им тогда не до таких пустяков было. В общем, о нём никто потом и не вспомнил.

— И ты… Говорил… В смысле… Ты общался с ним?

Люпин пожал плечами.

— Ну да. Конечно. Если ты хочешь спросить, в курсе ли он всего, что происходило после его смерти, то да, он всё знает. Ты ведь понимаешь, что после того, как Поттеров убили, а Сириус попал в Азкабан, я остался совсем один. Одинокий и никому не нужный оборотень. Всё, что у меня было, — это покосившая избушка на окраине леса в пригороде и этот портрет. Если бы его не было, я бы… Я бы просто не выдержал. Я бы покончил с собой уже после первого полнолуния в одиночестве.

Северус вздохнул. Как ни странно, только теперь он понял всю тяжесть бремени оборотня. Он испытал к Люпину даже сочувствие. И потому решил не злиться на него.

— Почему ты отдаёшь этот портрет мне? Если он тебе так нужен.

— Ну, во-первых, благодаря тебе, я больше так не мучаюсь. И, думаю, я смогу обойтись и без него. А во-вторых, он мой лучший друг. Мне кажется, ему будет лучше с тобой. По крайней мере, он всегда так грустил, когда я рассказывал о тебе, начав преподавать в школе. Я даже хотел отдать тебе его тогда, но… У нас с тобой как-то тогда совсем не заладилось. Помнишь? Сначала боггарт, потом эссе про оборотней… Потом вообще Сириус. Одним словом, тогда я не стал этого делать. Но сегодня, когда увидел вас с Гарри… Я просто уверен, что поступаю правильно.